Но самое худшее было, конечно, то, что все пострадавшие лишены были возможности жаловаться. Пейсомей не мог подать в суд, ибо тогда открылось бы, что он пользовался услугами «невидимок». По той же причине Придди не мог возбудить дело против «фабрики» Клигнанкорта. А издатели не могли затеять тяжбу ни друг с другом, ни с мнимыми авторами, ни с Клигнанкортом, потому что тогда произошел бы скандал, от которого всем не поздоровилось бы. Положение было безвыходное.
В эти дни Гарстенга просто осаждали письмами другие клиенты: они были встревожены и каждый спешил убедиться, не продано ли оплаченное им произведение еще кому-нибудь. Порп работал лихорадочно с утра до вечера — проверял все рукописи, сданные заказчикам за последние месяцы. А разозленный Гарстенг обращался с ним так, словно во всем случившемся виноват был он один.
Катастрофу как будто удалось предотвратить, но репутации Клигнанкорт-холла, несомненно, нанесен был серьезный удар. У Гарстенга совсем развинтились нервы, он подолгу задерживал мисс Ленгтон после рабочего дня, диктуя ей письма, в которых пытался рассеять страхи непострадавших клиентов. К тому же от него не укрылось молчаливое неодобрение титулованного компаньона. Лорд Клигнанкорт никогда не вмешивался в работу организации. Он предоставлял Гарстенгу всем распоряжаться, считая, что тот знает литературный бизнес вдоль и поперек. Он и теперь ничего не говорил, но в глазах его светилось явное недоверие, подтачивавшее самоуверенность Гарстенга.
Порпа все-таки не уволили, но он тоже превратился в сплошной комок нервов и, видимо, не мог себе простить своей кратковременной мягкости и любезности.
Долго ли продержится их фабрика? Вот что было постоянной темой разговоров среди писателей.
— А вы как думаете? — спрашивал Халлес у Чарлтона.
— Кто его знает! Мы работаем уже третий год. А ведь все предприятие могло каждую минуту взлететь на воздух: стоило только кому-нибудь проболтаться.
— Полноте! Кто стал бы болтать? — прогудела Беверли Кроуфорд. — Из нас — никто. Даже если бы нашелся такой, что рискнул бы бросить кормушку, он не захотел бы лишить остальных куска хлеба и навлечь на них неприятности.
— Я тоже не думаю, чтобы кто-либо из нашей братии был на это способен, — поддержал ее Кэдби. — Агенты и издатели все знают про нашу лавочку, но они тоже на этом здорово зарабатывают. Ну, а писатели, на которых мы работаем… какой же писатель во имя честности пойдет на то, чтобы стать отщепенцем?
