— Пустяки, не обращайте на него внимания, Фриц, — заметил Кэдби. — Он шутит.
— Ага! — обрадованно воскликнул Фикенвирт. — Шутка! Ха-ха-ха! Английский юмор! Это я люблю. Ха, ха, ха! Сегодня мы веселы. Hier ist ja so eine Stimmung.[8]
— Спокойно, Фриц! — сказал Мертон. — Умерьте свою веселость. Когда Фриц воображает, что у нас эта самая Stimmung — что бы это ни означало, — с ним просто сладу нет. И тогда он начинает болтать на своем родном языке.
— А вы по-немецки говорите, мистер Халлес? — осведомился Фикенвирт.
— К сожалению, нет. Поэтому я не совсем понял то, что вы сказали о своем интересе к словам.
Кэдби взял на себя роль комментатора.
— Фриц хотел сказать, что он филолог, изучает современные языки.
— Да, наш старый Фриц силен, силен в этом деле! — подхватил Мертон. — Он и диссертацию защищал на тему по английской литературе: «Беовульф».
В душе Фикенвирта тщеславие явно боролось с опасением, что его сочтут хвастуном.
— Я докторскую степень получил в Гейдельберге. Я англист. А моя работа была о значении Беовульфа как воплощения исконного германского боевого духа: «Die Веdeutung Beowulfs als Verkorperung des urgermanishen Kampfgeistes».
— И, уверяю вас, — с серьезной миной добавил Мертон, — все, кто читал, говорят, что каждая строчка в ней такая же боевая, как и заглавие.
— А сейчас вы что-нибудь пишете? — спросил Халлес.
— Ну, разумеется. Я всегда пишу. Как только я приехал в Англию (это было в 1933 году, я беженец из нацистской Германии), я сразу же получил читательский билет в Британский музей и начал писать историю английской литературы на английском языке. Конечно, я знал, что в Германии написано много таких книг. Но, кроме того, я за время своих исследований открыл, что по этому вопросу уже имеются книги и на английском языке.
— Не повезло вам! — посочувствовал Мертон. — Но разве можно было это предугадать? Ну, а когда Вы оправились от такого удара, за что вы принялись тогда?
— Видите ли, у меня была в запасе и другая идея: написать научный труд о Гамлете. Я эту книгу давно вынашивал…
— Ага, вынашивали, понимаю! И что же, неужто выкидыш?
— Как это — выкидыш? Не понимаю, что вы такое говорите.
— Это опять шутка, Фриц, — шепнул ему Кэдби.
— Шутка? Ага!.. Ха, ха, ха!
— Ну, и что же ваш труд о Гамлете? — продолжал допытываться Халдее.
— Видите ли, я, конечно, хорошо знаком со всеми исследованиями, написанными у нас в Германии об этой пьесе. И я хотел в своей книге объединить основные теории немецких шекспироведов, а закончить некоторыми собственными наблюдениями. Я работал в читальном зале Британского музея почти год — там имеются все основные немецкие труды о Шекспире. Я довел свою книгу почти до конца… В ней должно было быть около тысячи печатных страниц. Но потом я как-то разговорился с одним молодым английским литературоведом. И он назвал мне целый ряд английских книг, по которым учатся во всех ваших университетах. Это книги не такие большие, как та, которую я задумал, но оказалось, что в них есть все то, о чем я хотел писать!
