— Не понимаю. Меня самого это часто удивляло.
— А дело объясняется очень просто: громадная часть их продукции пишется здесь. Мы сочиняем для них все мелкие вещи — и даже некоторые большие романы.
— Мошенники! — буркнул седой мужчина на другом стола.
В эту минуту вошло еще несколько человек.
— Aй-ай-ай, как не стыдно! — сказал один из них, грозя седому пальцем. — Опять вы выражаетесь непочтительно о великих людях! Да еще при новичке!
Седой на секунду поднял глаза, утомленно и сердито глянул на всех и снова занялся сыром и печеньем.
«Странная у него кожа — как будто она никогда не нуждается в бритве? — подумал Халлес. — Скопец, что ли?»
Вошедшие взяли с буфета тарелки с едой и сели за стол. Седой утер рот большим цветным платком, встал и пошел к двери. Халлес проводил глазами эту громоздкую фигуру — и вдруг со стуком уронил нож на тарелку. На седом юбка!
Как только дверь захлопнулась, он круто обернулся и увидел вокруг ухмыляющиеся физиономии.
— Что, попали впросак? — спросил Чарлтон.
— Кто она? Ведь это женщина, да?
— Это Беверли Кроуфорд.
— Неужели? Я и не знал, что она еще жива.
— Ну, это как сказать?.. — отозвался кто-то из собеседников. — Бедная старуха давно вышла в тираж. В двадцатых годах она произвела фурор, а теперь вот докатилась — вынуждена пробавляться халтурой. Нелегко ей терпеть такое унижение, да что поделаешь — все хотят есть.
Халлес припоминал то, что ему было известно о Беверли Кроуфорд. Первая ее книга наделала шуму — то был роман о лесбийской любви, и назывался он «Сюзанна — занятный муж». Халлес так и не смог одолеть этот роман до конца. Бесконечные страницы кропотливых психологических изысканий оправдательного характера — это не всякий способен переварить.
— Помните, — говорил между тем Чарлтон, — какой успех имел ее первый роман? Но объяснялось это только его сюжетом. Бульварные газеты подняли трезвон: одни называли книгу обличительной и смелой, другие кричали, что это скандал, что она позорит нашу христианскую страну. И, конечно, книгу стали раскупать как горячие пирожки. Но читать ее было просто невозможно!
— Да, бедняжка Беверли — писательница бездарная, — вставил кто-то.
— Ну нет, этого я бы не сказал, — возразил Портер. — Она удивительно тонко чувствует оттенки слов.
— Ну, может быть, у нее что ни слово — то перл, но вся мозаика в целом — скучища невообразимая, — сказал Чарлтон не сдаваясь. — И, во всяком случае, больше ни одна книга не имела такого успеха, как первая. Пока Беверли была в моде, всякую ее писанину, конечно, везде охотно печатали, но когда сенсация утихла, и интерес публики поостыл, ее акции у издателей сразу упали и ей преспокойно дали отставку, Она написала второй роман — и он потерпел фиаско. Третий был еще хуже. Тогда ее уже окончательно перестали печатать. Она была выброшена за борт… Весь секрет в том, что ей не о чем было писать.
