Так сказал Филипп и так он познакомился с Геей. Ферета начала снова видеться со своей дочерью и бывшим мужем. Иногда она брала на прогулку по берегу реки своего ребенка и двух мужей, бывшего и нынешнего. Отношения между матерью и дочерью наладились, насколько это было возможно. К общему изумлению, во всем этом хитросплетении девочка сориентировалась быстрее, чем взрослые. С первой же после долгого перерыва встречи Гея вела себя так, словно они с матерью расстались только вчера. Она ничего не спрашивала и не говорила о периоде их долгой разлуки. Она лишь обняла мать, и сохранившийся в памяти запах материнского тела совершенно ее успокоил. Она сразу начала с ней откровенничать. Матери поначалу это очень понравилось. Хотя ей не всегда было легко понять своего ребенка.
Как-то раз Гея попросила, довольно робко, чтобы мать написала для нее какое-то письмо. Точнее, любовное письмо. Сама она не умела. Но, услышав, о чем именно идет речь, растерялась и мать. Оказалось, что Гея согласилась написать любовное письмо по просьбе одного своего товарища-одноклассника, чтобы тот мог от своего имени передать его какому-то мальчику из другого класса. В конце концов письмо пришлось сочинять отчиму Геи, Филиппу Рубору, который вообще не умел писать любовные письма. Хотя довольно быстро приспособился к ситуации и изображал из себя нечто среднее между вторым отцом и первым дедом… Гея из своего детства запомнила красивую незнакомую мать, загадочную полутемную квартиру художников, наполненную удивительными запахами, и цифровой рояль «Ямаха», по клавишам которого ей позволяли барабанить сколько угодно…
Эту квартиру Филипп получил от городских властей в дни расцвета своей славы. Правда, не в собственность. И вселились они в нее сразу же после женитьбы. Все это как-то совпало. За несколько лет Ферете удалось превратить квартиру не просто в художественную галерею и мастерскую, о которой так долго мечтал Филипп, но и в уютный уголок для тихой семейной жизни, с двумя большими плазменными телеэкранами, на одном из которых она смотрела музыкальные передачи, а он – теннис и футбол. Как ни странно, в квартире не нашлось ни одного угла, чтобы поставить кресло для Фереты, где она могла бы расслабиться, свернувшись калачиком. Зато был черный ход, к которому вела необыкновенная стеклянная лестница.
«Не расстраивайся, что в нашем доме нет удобного угла даже для стула, – заметил как-то Филипп, – хорошие строители считают, что в углах поселяются черти».
