Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви | страница 24
Тогда, чтобы утешить ее, Филипп подарил ей карандаш.
– Это плотницкий карандаш, он достался мне от отца, и я ни разу им не воспользовался. Как видишь, он не заточен. Отец сказал, что карандаш волшебный и каждый, кто станет им рисовать, будет рисовать лучше того, кто сделал этот подарок. Дарю тебе этот карандаш и желаю, чтобы ты рисовала лучше, чем я…
Ферета улыбнулась и поставила его в свой кобальтовый стакан для карандашей.
Было начало мая. В необычной для этого времени года жаре пьяняще пахли чаем липы; муж и жена сидели у себя дома, всматриваясь в запахи. Он думал о том, как перенести тот или иной аромат на холст, а она поливала цветы намагниченной водой и вспоминала, как они познакомились.
Произошло это при крайне необычных обстоятельствах. Ферета рано стала красавицей, еще девочкой. Так с тех пор красавицей и оставалась. Она носила молитвенное колечко-четки, которое поворачивалось внутри другого кольца, надетого на палец, и искусственную родинку-мушку рядом с улыбкой, которая была ей очень к лицу. Еще когда она училась в школе, на стене ее дома появилась надпись-граффити:
Ферета, мы любим тебя!
Она записывала свои сны, и вот одна из таких записей: «Мне часто снится, что я летаю. То же самое снится и большинству моих подруг. Но я летаю не в пространстве, а во времени. В самом обычном потоке времени. Но, перемещаясь в этом потоке, я иногда попадаю на распутье. Куда дальше? Этот вопрос возникает у меня во сне, и я просыпаюсь от страха, правильную ли дорогу выбрала…»
У Фереты была дочь по имени Гея от предыдущего брака. Беременная Геей, Ферета на восьмом месяце решила расстаться со своим мужем, вполне преуспевающим человеком, который никогда даже не помышлял о разводе. Она родила и растила дочку сама. Без помощи мужа, хотя Гея была и его ребенком. Фе-рета была образцовой матерью, все это знали. Тем не менее, когда дочери исполнилось пять лет, Ферета почувствовала, что оказалась в безвыходной ситуации. Она хотела, как и раньше, заниматься живописью, но сознавала, что нельзя одновременно быть хорошей матерью и художником, ведущим богемную жизнь. По крайней мере, в ее случае. Она не находила себе места и не понимала, что и как делать дальше. Был здесь и еще один, для Фереты весьма важный момент, который остался для окружающих тайной. До конца так никто и не понял, то ли она пришла к выводу, что у нее не осталось сил заниматься ребенком в одиночку (а возвращаться к мужу ей не хотелось), то ли неожиданно возникло еще какое-то соображение, например, что ребенку лучше будет не с матерью, а с отцом. А может, у нее обнаружилась какая-то редкая болезнь, которой могла заразиться девочка. Ну разумеется, не стоит сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что примерно в это же время Ферета встретилась с Филиппом Рубором, и скорее всего именно из-за него поступила так же, как и Елена Троянская, воспетая греческой поэтессой Сапфо. Сапфо писала, что ради любви Елена «оставила родителей своих и дитя свое».