Тихий монолог хозяина замка не понятен, но проникновенный голос пробирает насквозь, заставляет звенеть потаённые струны. Вот только лица не разглядеть — всегда в тени. Украдкой, жадно смотрит Янка на струящиеся волосы цвета полярного льда, на безупречную линию профиля, и… Ух! Сердце обрывается, словно самолёт в воздушную яму.
Не дав вволю насладиться общением, он оставил её, приказав никуда не выходить. «Ну просто как Синяя Борода!» — возмутилась в душе Янка и, ещё немного повалявшись на пушистых коврах, решилась нарушить приказ.
Одинаковые узкие коридоры, тускло освещаемые факелами, бесконечно плутают по замку. Вдруг из арочного проёма бьёт в глаза непривычно яркий свет. Тихо-тихо, босиком на цыпочках крадётся Янка по холодным плитам. Трепеща от неясных предчувствий, заглядывает в гулкий, залитый светом зал. Хозяин стоит спиной перед каменным возвышением, заменяющим обеденный стол. На столе обнажённый человек. О нет, не человек, а распластанный труп с разодранной кожей, только ноги целы. Там, где кончаются рёбра — кровавый провал. Хозяин запускает руку внутрь растерзанного чрева и, вырывая куски мяса, жадно пожирает с плотоядным рычанием.
Янка в ужасе отшатнулась назад, не в силах сдержать крик. Хозяин медленно поднял голову. Янкины ноги мягко подкосились, она осела на каменный пол, её бросило в холодный пот. Агранович!!! На его красивом узком лице не читалось и тени смущения. Насмешливые янтарные глаза смотрели сквозь неё спокойно, так, как смотрят на море. По подбородку стекали тёмные бордовые ручейки.
Педагогика — вековечное шарлатанство.
Антон Макаренко
Янка и Агранович договорились встретиться на следующий вечер «Под аркой». Весь день Янка считала минуты. Две пары живописи тянулись невыносимо долго. При воспоминании об Аграновиче дыхание сбивало привычный ритм, а где-то внутри живота, наверное, там, где помещается душа, начинало сладко и тревожно поднывать. Перемены, произошедшие с Янкой, одарили её притягательной женственностью, а лицо осветила тайна. Это не ускользнуло от кислого, завистливого взгляда секретарши директора Регины Зиновьевны, звавшейся в миру Резиной.
— Стрельцова, что сияете, как начищенный пятак? Голова одними женихами забита?
Ядовитые поддёвки Резины не могли испортить Янке ожидание сказки. Все в училище хорошо знали, что угрозы Резины — не более чем бессильная злоба старой девы на весь белый свет, оскорбляющий её самим фактом своего существования. Резина была прямой противоположностью самому белокуро-длинноногому понятию «секретарша», и всё же в одном она полностью оправдывала своё звание. Крылатая фраза «секретарь — лицо своего директора» подходила ей как нельзя кстати. Ну, кто ещё мог так достойно соответствовать директору училища — Виктору Ингиберовичу — Вик-Ингу, похожему больше на матёрого пирата, чем на заслуженного художника с академическим образованием? Но даже рваный шрам, пробороздивший лицо по диагонали, не уродовал его так, как невыносимо склочный характер. Своим всегда внезапным появлением Вик-Инг наводил ужас не только на студентов, но и на коллег. Молодые преподаватели дольше года в училище не задерживались. Студенты не могли запомнить лица всех часто меняющихся наставников.
