Анастасiя | страница 73



Впрочем, если бы этой ошибки и не было, результат оказался бы тем же: все было предопределено заранее самой логикой абсолютной царской власти.

Глава XI

>Иосифлянин Досифей. 1553 год. Третий уровень. Божественные искры.

Матвей каждую свободную минуту посвящал совершенствованию пакета прикладных программ. Я понимал, что он пытается сделать игру безопасней и отрубает, где только можно, попытки вмешательства героев в происходящие в виртуальном времени события.

По этой или по какой-нибудь другой причине больше Матвей со мной не путешествовал. На поиски д′Артаньяна я ходил туда в одиночестве. Мне все больше казалось, что в XVI век д′Артаньяна влекло не простое любопытство. Было, было что-то еще.

В этот раз я впервые примерил на себя личину иосифлянина Досифея, странствующего монаха, направленного руководством Иосифо-Волоколамского монастыря в Москву специально для проповеди иосифлянства.

В те годы это было далеко не безопасное занятие. Поэтому, должно быть, путешествию присвоен был третий уровень.


* * *

Двухпартийная система, сложившаяся ко времени царя Ивана IV в церковных политических кругах, как и следовало любой двухпартийной политической структуре, действовала с переменным успехом. В отличие от нынешних политических партий, у тех, пятьсот лет назад, были четкие социальные программы.

С одной стороны размещались умеренные прогрессисты иосифляне, последователи Иосифа Волоцкого-Санина, игумена Иосифо-Волоколамского монастыря. Иосифляне считали монашескую общинную жизнь в труде, по хозяйству, в обработке земли, молитвах и обучении мирян, в высшем служении Богу. Они яростно отрицали всяческую ересь, вплоть до физического истребления ее носителей.

На другом полюсе располагались сторонники заволжского старца Нила Сорского и его последователей Вассиана Патрикеева, старца Артемия и других, живших в лесных скитах вокруг Кириллово-Белозерской лавры. Нестяжатели эти считали идеалом служения Богу отшельничество: без труда, без общения — одно только созерцание, одинокое бдение в ежедневных и еженощных обращениях к небу. При этом отрицался всякий полезный труд, деньги, собственность. Нестяжатели, однако, исповедовали свободу совести. На церковном языке это звучало так: «Бог не хочет смерти грешника, но его раскаяния». Посему долг святой церкви — не убивать, а увещевать всякую заблудшую овцу.

Когда в 1504 году на Соборе епископов победили иосифляне, в Москве и Новгороде запылали костры святой церкви: жгли вольнодумцев и отшельников, как в Европе ведьм.