Я и не заметила, как заснула — будто в единый миг плеснулась тьма, вышибив из-под ног землю, телега куда-то пропала, да и огонь исчез… Я вскочила — сон ли это?.. Вокруг кусты какие-то, ручей серебрится в лунном свете за тонкими стволами молодых сосенок. Никого. Я шаль на груди стянула, испуганно обернулась. Гляжу — стоит тот самый караванщик косой, что с меня глаз своих злых не сводил.
И улыбка на лице его дикая, жуткая… Кадык вверх-вниз ходит. И веко левое дергается.
Он ко мне шагнул, и будто кусок льда к плечу приложили — так холодны ладони были… а позади — плеск громкий.
И хохот русалочий.
— Неужто так и не поняла, куда дорога тебе? — пробасил мужик, а я забилась в его руках, как в сетях рыбацких — крепка хватка, не вырваться.
Да человек ли он?
Кричать хочу — крик нейдет, как во сне бывает, когда ни звука издать, ни убежать, зато взлететь можно. Я и оттолкнулась от земли — резко, сильно, пяткой босой по земле ударив, вместе с караванщиком и взмыли. Но невысоко — до середины старой ивы, что разрослась на берегу ручья. Снова попыталась руки чужие стряхнуть с себя, но куда уж там — вцепился намертво.
Вниз глянула — а там уже три девки с зелеными волосами и перепончатыми руками, в рубахах белых, мокрых, срам не скрывающих… Тянутся ко мне, змеями шипят.
— От судьбы никуда не денешься… Тебе к нам путь-дорожка…
А глаза горят болотными огнями гибельными, и запах ила, гнилой тины, погоста стоит. Туман от воды тонкими змейками пополз ко мне, словно схватить пытается, я от него в сторону, он за мной. И караванщик как приклеенный висит — и не тяжелый он, и молчаливый какой-то стал, да и словно куль с одежей, а не человек.
— Тьфу, пропасть! И как пробрался-то? — послышалось из кустов. — Да и ты, Аленка, хороша… чего не сиделось под телегой-то?
На поляну выскочил Кузьма — растрепанный, злой. Глаза алым горят, волосы соломенные торчком, рубаха распоясана.
— По-мо-ги… — хотела крикнуть, но едва прохрипела, словно бы говорить разучилась. И вдруг со страхом поняла — не сон это.
На самом деле кружу я с нечистым духом по-над ручьем, а на берегу дочери водяного меня ждут — к нему утащить понадеялись.
Но как я так близко от ручья сама оказалась? Нельзя же в одиночку мне к проточной воде-то… Неужто во сне хожу?
С каких таких пор?
С визгом и криками русалки в воду попрыгали, подняв брызги, и хрустальными капельками осели те на траве и ивняке, а домовой мой с диким воем по берегу носился, отпугивая нечисть.
