Недавно на станции я встретил Олега и жену Катю. Они уже расписались.
— И Капитолина Захаровна довольна, — сказала Катя. — А то, что она говорила, будто я в больнице от нервов лежала, ты не верь. Она ревнует. Все время ревнует меня к Олегу.
Я поздравил молодых и спросил о здоровье бабы Капы.
— Похворала тут, — сказал Олег. — Сердце хватало. По три раза за ночь с постели падала. Сейчас лучше стало.
— Легкие у нее плохие, — пожаловалась Катя.
— Это когда на изоляторном работала — силикоз получила, профессиональная болезнь. Врач говорит, что у нее вместо легких фарфоровый изолятор стоит, — объяснил Олег и улыбнулся виновато. — Но ничего, в деревне люди долго живут, воздух чистый.
— Олегу она все условия создала, — сказала Катя. — Приедет с дежурства, сидит над книгами, молочко попивает.
— Приняли мой патент, — сказал Олег. — Времени много стало. Хочу еще три изобретения запатентовать: подвеска шасси — это целый клубок, только размотать…
— Размотаешь, — сказала Катя, хотя она в подвесках не разбиралась.
Мы попрощались. Он ушел по дороге на Луги, сын бабы Капы и блокадного Ленинграда. Он немного горбился, но шел легко. Его молодая жена семенила следом. Снежок сыпался. На спине Кати он лежал как сахарная пудра на пасхальном куличе.
В стойбище Огонерх жил семейный якут Горохов и пас совхозных оленей. Ему помогали жена и дети. Пролететь мимо стойбища без посадки вертолет Ми-6 никак не мог. Во-первых, охота на волков явно не задалась и надо было посоветоваться с Гороховым и разузнать, где волки. Куда они могли деться. Всю полярную ночь беспрестанно они тревожили совхозные стада, а вот теперь куда-то исчезли… Во-вторых, надо было заправиться. А у Горохова — бочка авиационного керосина… В-третьих, надо было забрать одного из мальчишек Горохова в поселковый интернат, где он учился. Об этом просил директор совхоза, выделивший деньги на охоту.
Пока заправлялись, Горохов-старший, дородный и моложавый якут в оленьей кухлянке, принес завязанный в мешковину мотор снегохода, какой должны починить в совхозной мастерской, потом несколько пачек песцовых шкур. Ему помогали дети, одетые в такие же оленьи кухлянки.
Старший сын, помогая отцу, не снимал школьный ранец, что висел у него за спиной. Одет он был по-походному. За поясом — охотничий нож в ножнах. Видимо, этого огольца и нужно было доставить в интернат.
— Уйбача! — сказал Горохов-отец, смешно коверкая слова. — Садись-ка. А нозик отдай! А то усительница отберет, однако…
