Избранные произведения | страница 12
— Уже? Или еще? — клюнул женский в левое глазное яблоко, в правое. Болезненно ущипнул за ноздрю: — А если парализован дыхательный центр?
От грифов несло аммиаком.
— Спокойнее, Марсана. Главное, он шевелится.
— Но не дышит! Матис… Это ужасно, Матис!
— Посмотрим, — раздумчиво пообещал гриф Матис и вспрыгнул на гулливерову грудь. Лапы у грифа Матиса были из полированного металла — гладкие и холодные.
Кир-Кор сделал глубокий вдох, поднял веки и увидел двух незнакомцев в белых каскетках. Загорелый мужчина, Матис, надо полагать, водил по его обнаженной груди чем-то блестящим. Вокруг пылал безумно яркий, солнечный день. Не менее загорелая женщина, надо полагать, Марсана, держала в руке что-то стеклянное, резко пахнущее аммиаком. Зрачки ее серо-зеленых, цвета морской волны, выразительных глаз смотрели в упор и в основном выражали испуг, из-под каскетки торчали в разные стороны зеленые волосы. Глаз мужчины не было видно за квадратами черных стекол экранных очков. Над их головами парусом уходила в серебристо-лазурное с лиловыми пятнами небо ослепительно белая плоскость, украшенная посредине пылающе-алыми ромбами и геральдическим львом. «Я спал?» — напряжением мысли вопросил Кир-Кор незнакомцев. Воздух был пропитан негромким, на уровне комариного звона, пением многомиллионоголосого хора. Звякнуло оброненное женщиной стекло. Хор нес какую-то какофоническую околесицу. Кир-Кор усилием воли подавил в себе его звучание. Разжал губы, хрипло осведомился:
— Я, кажется, спал?
Мужчина взглянул на помощницу. Без очков он был похож на нее как брат на сестру. Во всяком случае, принадлежали они явно к одной этнической группе, но почему-то общались на геялогосе — общеземном языке. «Во Вселенной чего не бывает», — подумал Кир-Кор и, приподнявшись на локте, увидел себя полупогребенным в ворохе оранжево-огненных покрывал, за которыми виднелась палуба спортивного катамарана, и вокруг палубы — изумительно прозрачные бирюзовые воды круглого озера в белосахарных, поросших ядовито-зелеными пальмами берегах. Белая плоскость, которую он в первый миг пробуждения принял за парус, действительно представляла собой элементно-энергетическое полотно жесткого паруса класса «румб-электро». Еще один «румб-электро» торчал в километре отсюда и смахивал на воткнутое в середину озерного зеркала белое гусиное перо, обрызганное кровью. Здесь любой освещенный солнцем белый предмет вместо четкого абриса имел (в зависимости от расстояния) красную, лиловую или радужную кайму. Белая береговая полоса была в радужном окаймлении.