Обжалованию не подлежит | страница 98
— Я тебя не понимаю.
Она его не понимает. Николаю вдруг становится весело. В самом деле, при чем здесь Сергей.
— Алло, ты меня слышишь?
— Разумеется.
— Вот и прекрасно. Тогда через час у Старых ворот.
Уже на выходе он успевает заметить несколько знакомых лиц. Времени для разговоров нет. Открывается дверь кабинета, и в приемной появляется Фролов. Все поднимаются ему навстречу. Отлично, есть возможность уйти незамеченным.
У Старых ворот шумно. Прокладывают туннель. Говорят, будут сносить соседние дома и расширять проезжую часть. По проекту здесь должна быть площадь. Уже и название придумано: «Площадь Космонавтов». А ворот не станет. Их попросту снесут. Пройдет время, и никто не будет знать, что именно в этом месте на перекрестке трех невзрачных улиц когда-то стояли Старые ворота. Нет, их не ждет будущее исторических реликвий. Они не были замечены великими мира сего. И то, что на этом месте встречался какой-то Витя с какой-то Наташей и еще тысячи Наташ приходили сюда с замиранием сердца, никого не интересует. Увы, но камни с надписью «Мила + Сережа» еще не обрели археологической ценности. Старые ворота всего-навсего снесут, значит, случится еще одно добропорядочное безрассудство, о котором никто и никогда не догадается. Николай ласково погладил шершавые камни. Ворота стоят на самом солнцепеке. От камней тянет пыльным теплом.
— Осень, — бормочет Николай и прижимается спиной к колонне.
Лена изменилась. Отсюда, из-за колонны ему удобно наблюдать за ней. Остановилась, смотрит на часы. Оправданное волнение — опоздала на двадцать минут. Для чего мы встретились. Неужели за два года возможно так отвыкнуть от человека. Ну хоть каплю волнения, восторга, злости наконец. Ничего. Пусто. Там, у кромки тротуара, стоит она. А тут, за колонной, — он. Мы поменялись местами. Тогда он тоже приходил первым и в сотый раз выговаривал себе, что ее следует проучить. Вечные опоздания. Она подкрадывалась незаметно и становилась за эту самую колонну.
— Сколько можно, я тебя жду целый час.
Минуту назад он был переполнен негодованием и готовностью обрушить на ее голову тысячу упреков и обвинить во всех существующих и несуществующих грехах. Но стоило оглянуться, увидеть виноватую улыбку, и уже можно все забыть, вместе с ней радоваться этой маленькой невинной хитрости. Он смотрит на Лену и ловит себя на мысли, что ему не хочется делать этот неловкий шаг вперед и вообще ему не хочется покидать мир собственных воспоминаний. Ах, как не хочется.
