— Все так… — Димка закуривает. — Тщеславие не допускает сравнения с лучшим, потому оно и тщеславие. Мы же знаем Сережку… Есть такая порода людей. Она не умеет продолжать. Для них алфавит только тогда алфавит, когда он начинается с первой буквы собственного имени… Все остальные могут остаться на своих местах… Это уже вторично…
— А разве мы не завидовали, мы сами, — не унимается Сашка, — как у Коли все складно получается с рабочими. У нас накладки, срывы, зазубрины, а у него будто подогнанные детали — одна в одну. И хоть бы щель какая.
— Ты хочешь сказать, что в подобных условиях поступил бы так же.
— Да нет, — устало отмахивается Сашка. — Просто пороки не чужды никому из нас.
На этаже хлопнула дверь…
— Сережка возвращается. Туши свет…
— Зачем?
— Говорю, туши. Вы, Леша с Димкой, идите… Должно же быть разделение труда. Я тоже хочу сыграть соло на кларнете. Мне все ясно.
— Что тебе ясно?!
— Ребята, я прошу вас.
— О господи, люди помешались на тщеславии. Пойдем, Димка.
— Ну, как знаешь, — Димка зевает. — Если чего, мы рядом.
— Ребята…
Мы на секунду задерживаемся в коридоре, шаги приближаются. Пожимаем плечами и уходим в свою комнату.
* * *
Утром встретили на улице Жихарева. Поздоровались холодно. Он тоже был на суде.
Жихарев поклевал носком ботинка землю и, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Зря, — затем громко зевнул и уточнил — Кассации, кассации, кассации… Не надоело?
— Нет, не надоело.
— Неужели вы все-таки убеждены, что он невиновен?
— В пять, в десять раз больше.
— Вот как? Завидую. А впрочем, вру… Нечему завидовать. Хотите совет?
— Ну…
— Угомонитесь. Поверьте, вы сделали все возможное. Но… проиграли.
Жихарев лихо поддал кусок шлака, перепрыгнул через лужу и быстро пошел на трамвайную остановку.
«Значит, проиграли, как сказал Жихарев. Проиграли. И все зря?» Я только сейчас заметил, что иду в другую сторону. «Но ведь мы сделали все возможное! Как мало нужно людям. Достаточно сделать все возможное или, по крайней мере, подумать так, и ты можешь жить спокойно. Но где граница между возможным и невозможным? Кто ее устанавливает?.. Граница… А если ее нет? Если существуют иные параметры?.. Николай любит повторять это слово. Да-да, обозначить для себя высший предел, сделать правилом невозможное, отмести границы условного — значит перейти в иной жизненный параметр, где жизнь не просто жизнь, а борьба. Я не верю в бесполезность борьбы!..»
* * *
Как Сашка выполнил свою сольную партию, нам приходилось только догадываться.
