Обжалованию не подлежит | страница 5



Опять распахнулась дребезжащая дверь, и уже какая-то женщина выкрикнула:

— Кто здесь Максимов?

По некоторым признакам Максимовым был я, и мне ничего не оставалось, как привстать на цыпочки и тоже крикнуть:

— Я Максимов.

— Зайдите к начальнику отдела кадров. Товарищи, пропустите Максимова.

Товарищи, как и следовало ожидать, не шелохнулись. Затея начальника отдела кадров не показалась мне удачной. Право, он мог быть остроумнее. Было неловко и душно пробираться сквозь этот гвалт, тяжелый запах нестираной одежды и дешевых папирос. Я не прошел еще и десяти шагов, как передо мной выросла квадратная спина рыжеволосого парня с флегматичным затылком.

— Разрешите, меня вызывают.

— Еще чего, тебе, может, и табаку отсыпать?

— Меня вызывают, — повторил я раздраженно.

— Ничего, погодишь. Ишь, резвый какой.

Рыжеволосый мельком глянул в мою сторону и также быстро повернулся ко мне спиной.

Кругом беззлобно засмеялись.

— Алло, дорогой, ты что не слышал?

Требование выглядело достаточно настойчивым, парень выругался и в упор посмотрел на говорившего.

— Ну, чего мозолишь?

— Человека пропусти.

Я узнал троих ребят. Они минуту назад стояли у стены. Тот, что вел разговор, был выше других и, видимо, чувствовал себя увереннее.

— Ты кто такой, чтоб указывать?

— Это мое дело, пропусти.

— Кто такой, спрашиваю?

— Ну коли спрашиваешь, отвечу. Представитель, надеюсь, понятно?

— Так бы и говорил.

Парень нехотя подвинулся, вместе с ним подвинулись соседи, и я без труда добрался до фанерной двери.

Так мы познакомились. Уже на улице, отвечая на цепкие рукопожатия, я осторожно спросил.

— Николай, а вы кого представляете здесь?

— Мы?

Он неуверенно дернул плечами, виновато улыбнулся.

— Человечество. Сознательное большинство планеты.

Если откровенно, мне везет на друзей. Дай бог, не сглазить, постучим по дереву. Ну вот, другой разговор.

Эти парни были ужасно похожи друг на друга. Странная похожесть. И лица разные, да и вся внешность куда как несхожа. Взять, к примеру, Николая. Высок, лицо открытое. Плечи чуть угловатые, зато силу чувствуешь. Встретишь и невольно подумаешь: «Везет же людям, все на месте, все ладное…» Голос у Николая низкий. Глаза — статья иная. Серые, со стальным отливом глаза. И выражение у этих глаз было какое-то особое, словно человек тебя на разговор вызывает: дескать, давай, чего молчишь. Один черт, мне все известно. Есть такое чувство — врожденной определенности, Николай им обладал. Он и улыбался так и сердился так — до конца и бескомпромиссно.