Обжалованию не подлежит | страница 5
Опять распахнулась дребезжащая дверь, и уже какая-то женщина выкрикнула:
— Кто здесь Максимов?
По некоторым признакам Максимовым был я, и мне ничего не оставалось, как привстать на цыпочки и тоже крикнуть:
— Я Максимов.
— Зайдите к начальнику отдела кадров. Товарищи, пропустите Максимова.
Товарищи, как и следовало ожидать, не шелохнулись. Затея начальника отдела кадров не показалась мне удачной. Право, он мог быть остроумнее. Было неловко и душно пробираться сквозь этот гвалт, тяжелый запах нестираной одежды и дешевых папирос. Я не прошел еще и десяти шагов, как передо мной выросла квадратная спина рыжеволосого парня с флегматичным затылком.
— Разрешите, меня вызывают.
— Еще чего, тебе, может, и табаку отсыпать?
— Меня вызывают, — повторил я раздраженно.
— Ничего, погодишь. Ишь, резвый какой.
Рыжеволосый мельком глянул в мою сторону и также быстро повернулся ко мне спиной.
Кругом беззлобно засмеялись.
— Алло, дорогой, ты что не слышал?
Требование выглядело достаточно настойчивым, парень выругался и в упор посмотрел на говорившего.
— Ну, чего мозолишь?
— Человека пропусти.
Я узнал троих ребят. Они минуту назад стояли у стены. Тот, что вел разговор, был выше других и, видимо, чувствовал себя увереннее.
— Ты кто такой, чтоб указывать?
— Это мое дело, пропусти.
— Кто такой, спрашиваю?
— Ну коли спрашиваешь, отвечу. Представитель, надеюсь, понятно?
— Так бы и говорил.
Парень нехотя подвинулся, вместе с ним подвинулись соседи, и я без труда добрался до фанерной двери.
Так мы познакомились. Уже на улице, отвечая на цепкие рукопожатия, я осторожно спросил.
— Николай, а вы кого представляете здесь?
— Мы?
Он неуверенно дернул плечами, виновато улыбнулся.
— Человечество. Сознательное большинство планеты.
Если откровенно, мне везет на друзей. Дай бог, не сглазить, постучим по дереву. Ну вот, другой разговор.
Эти парни были ужасно похожи друг на друга. Странная похожесть. И лица разные, да и вся внешность куда как несхожа. Взять, к примеру, Николая. Высок, лицо открытое. Плечи чуть угловатые, зато силу чувствуешь. Встретишь и невольно подумаешь: «Везет же людям, все на месте, все ладное…» Голос у Николая низкий. Глаза — статья иная. Серые, со стальным отливом глаза. И выражение у этих глаз было какое-то особое, словно человек тебя на разговор вызывает: дескать, давай, чего молчишь. Один черт, мне все известно. Есть такое чувство — врожденной определенности, Николай им обладал. Он и улыбался так и сердился так — до конца и бескомпромиссно.