— На мой взгляд, ты от этого ничего не теряешь, — беседу со стариком необходимо поддерживать и вести в нужное русло, иначе он заблудится в своих размышлениях.
— Есть такое понятие, как эстетика. Понимаешь? — Леонардо вопросительно посмотрел на собеседника. Не дождавшись ответа, он продолжил. — Эстетика. Хочется работать с прекрасным, возвышенным, наслаждаться процессом, так сказать. А не сталкиваться с низменным и безобразным. Печально ощущать, что постепенно превращаешься в ассенизатора.
Представив себе задумчивого старика в этой роли, Отэктей не выдержал и засмеялся. Недоумение на лице Леонардо сменилось улыбкой. Узнав причину веселья собеседника, он произнёс:
— По крайней мере, друг мой, твоё воображение не атрофировалось, — дождавшись пока его собеседник успокоится, он продолжил: — Ты прав. Сейчас нам стоит думать совсем о другом. Подозреваю, что ты уже встречался с Луцимом?
— Восхваляющий жизнь был у меня на днях, — черноволосый мужчина присел на землю. — Видимо он почувствовал какие-то волнения в линиях и не преминул проведать меня.
Отэктей замолчал, достал из-за спины курительную трубку, сделанную из катлинита, и раскурил её. Сделав глубокую затяжку, он выпустил густой сизый дым на восток, а затем в трех других направлениях. Завершив свой обряд, он протянул трубку Леонардо. Тот вздохнул и покорно присел рядом с ним. Белые брюки безвозвратно испорчены. Он принял трубку из рук мужчины, повторил ритуал и вернул её обратно.
— Никола был бы очень удивлён, увидев, что я курю, — сказал Леонардо.
— Луцим был бы очень удивлён, увидев, что я с кем-то разговариваю, кроме него, — ответил ему Отэктей. Мужчины переглянулись и засмеялись.
Они продолжили сидеть и, передавая трубку из рук в руки, окружали себя ароматным табачным дымом. Отэктей возобновил свой рассказ:
— Восхваляющий жизнь был у меня на днях и стал свидетелем одного жестокого преступления, совершенного мной…
— Я правильно понимаю, что Рональд Понтон мёртв? — перебил его Леонардо.
— Правильно, Оберегающий красоту. Позволишь продолжить? — Леонардо пожал плечами и развел руки в стороны. — Спасибо. Он стал свидетелем преступления и был крайне возмущен. Моя дерзость не позволила ему разобраться в происходящем, он с легкостью поверил в мою историю про древний народ и даже не почувствовал кого я убил. А потом за дело принялся мой маленький помощник. После Миктлантекутли никто не смог бы уловить истинную сущность моей жертвы. Какая-либо информация о последних часах его жизни была придана забвению. Идеальное преступление.
