Назови меня своим именем | страница 58
Это был всего-навсего сквозняк. Сквозняк захлопнул мою дверь, и сквозняк открывал ее теперь. Пояс, столь издевательски щекотавший мне лицо, оказался не чем иным, как москитной сеткой, задевавшей меня при каждом вдохе. Из ванной комнаты доносился шум воды, хотя прошло уже много часов с того момента, как он пошел в душ. Нет, шумел не душ, а смывной бачок. Иногда он ломался и, наполнившись, периодически сам спускал воду, затем наполнялся опять и снова опустошался, и так раз за разом на протяжении всей ночи. Выйдя на балкон, я различил мягкую голубизну моря. Наступил рассвет.
Я проснулся снова через час.
За завтраком я как обычно делал вид, что не замечаю его. Первой на него взглянула мать и тут же воскликнула, Ma guardi un po’ quant’è pallido, выглядите слегка утомленным! Несмотря на ироничные ремарки в его адрес она по-прежнему обращалась к нему официально. Отец окинул его взглядом и снова уткнулся в газету.
– Дай бог, чтобы ты остался в выигрыше прошлым вечером, иначе мне придется отвечать перед твоим отцом.
Оливер вскрыл яйцо всмятку, постучав по его верхушке плашмя чайной ложкой. Он до сих пор не научился.
– Я никогда не проигрываю, проф.
Он говорил, обращаясь к яйцу, в то время как отец разговаривал с газетой.
– Твой отец одобряет?
– Я сам плачу за себя. Еще со средней школы. Так что осуждать меня он не может.
Я завидовал ему.
– Много выпил вчера?
– Да, и не только.
Теперь он намазывал масло на хлеб.
– Не уверен, что хочу знать, – сказал отец.
– Вот и мой отец тоже. И, если честно, мне самому не хочется вспоминать.
Это говорилось для моих ушей? Слушай, у нас ничего не получится, и чем скорее ты это уяснишь, тем лучше будет для всех.
Или это лишь дьявольское позерство?
Как же я восхищался людьми, которые говорили о своих пороках, как о дальних родственниках, с которыми они научились мириться, не имея возможности полностью отречься от них. Да, и не только, Мне не хочется вспоминать, также как Я себя знаю, намекали на ту область человеческих переживаний, куда был доступ у других, но не у меня. Вот бы я и мог однажды в сиянии утренней славы сказать, что не хочу вспоминать, чем занимался ночью. Интересно, что включало в себя «не только», потребовавшее лезть в душ? Или ты принял душ, чтобы взбодриться, потому что иначе силы оставили бы тебя? Или хотел забыться, смыть все следы ночной грязи и упадка? А, чтобы после объявить о своих пороках, отмахнувшись от них, запить все абрикосовым соком, выжатым артритическими пальцами Мафальды, и потом облизать губы!