– Для твоей матери, – сказал он, перехватив мой взгляд.
– Лучше скажи ей заранее, что внутри, – сказал я, помогая внести его вещи в холл. – Она стала подозрительной.
Это опечалило его.
– Прежняя комната? – спросил я.
– Прежняя, – подтвердил он, хотя мы уже обговорили все по электронной почте.
– Прежняя так прежняя.
Я не горел желанием идти наверх вместе с ним, а потому обрадовался, когда услыхавшие такси Манфреди и Мафальда приковыляли из кухни, чтобы поприветствовать его. Вихрь объятий и поцелуев снял некоторую скованность, вызванную у меня его приездом. Я хотел, чтобы их бурные приветствия заняли первое время его визита. Что угодно, лишь бы не сидеть друг напротив друга за кофе, дожидаясь, когда будут произнесены два неизбежных слова: двадцать лет.
Вместо этого мы оставили его вещи в холле в надежде на то, что Манфреди отнесет их наверх, и вышли прогуляться вокруг дома. «Уверен, тебе не терпится взглянуть», – сказал я, имея в виду сад, ограду, вид на море. Обогнув бассейн, мы прошли в гостиную, где возле стеклянной двери в сад стояло старое фортепиано, и снова вернулись в холл, откуда его вещи действительно уже унесли наверх. Возможно, какая-то часть меня хотела, чтобы он знал, что ничего не изменилось с тех пор, как он был здесь в последний раз, что опушка Эдема все еще на месте, и что калитка на пляж все еще скрипит, что этот мир в точности такой, каким он оставил его, за исключением Вимини, Анкизе и моего отца. Расширенная версия приветствия с моей стороны. Но другая часть меня хотела, чтобы он почувствовал, что теперь уже бессмысленно пытаться наверстать упущенное – мы слишком многое пережили вдали друг от друга, чтобы у нас еще оставалось что-то общее. Возможно, я хотел, чтобы он ощутил укол утраты, скорбь. Но, придя в итоге к некоему компромиссу, я просто решил показать ему, что ничего не забыл. Я предпринял попытку отвести его на пустырь, такой же выжженный и заброшенный, как два десятилетия назад. Едва я озвучил свое предложение, как он откликнулся: «Уже проходили». Он тоже дал знать, что не забыл.
– Может, ты бы предпочел заскочить в банк?
Он расхохотался.
– Готов поспорить, они так и не закрыли мой счет.
– Если позволит время, и если ты не против, я свожу тебя на колокольню. Я знаю, ты никогда не поднимался туда.
– Увидеть и умереть?
Я улыбнулся. Он помнил ее прозвище.
Обойдя дворик, с которого открывался вид на безбрежную морскую синеву, я остановился и смотрел, как он оперся на ограду и глядит на бухту.
