.
– Оливер! Наконец-то! – воскликнул издатель, поднимая стакан с виски. – Милости просим!
Все обернулись.
– Один из самых молодых и самый талантливый из американских философов, – произнес он, – в компании моих прелестных дочерей, без которых «Se l’amore» никогда не увидела бы свет.
Поэт выразил согласие. Его жена повернулась ко мне и прошептала: «Какие красотки, правда?» Издатель спустился с возвышения и обнял Оливера, затем взял у него большой темный конверт, в который Оливер засунул пачку страниц.
– Рукопись?
– Рукопись, – отозвался Оливер.
В обмен издатель вручил ему сегодняшнюю книгу.
– Ты уже дал мне одну.
– Точно.
Оливер из вежливости просмотрел обложку, затем огляделся по сторонам и наконец заметил меня рядом с Лючией. Он подошел, обвил меня рукой за плечи, и наклонился поцеловать ее. Она по-новому взглянула на меня, затем на Оливера, оценивая ситуацию.
– Оливер, sei un dissoluto, ты развратник.
– Se l’amore, – ответил он, демонстрируя книгу ее мужа, словно та своим содержанием полностью оправдывала его поведение.
– Да ну тебя.
Мне было не совсем ясно, назвала ли она его развратным из-за двух девушек, с которыми он пришел, или из-за меня. Или все вместе.
Оливер представил меня обеим девушкам. Очевидно, он хорошо знал их, и обе питали к нему интерес.
– Sei l’amico di Oliver, vero? Ты – друг Оливера, да? – спросила одна из них. – Он рассказывал про тебя.
– Что же?
– Хорошее.
Она прислонилась к стене рядом со мной и женой поэта.
– Он так и будет держать меня за руку? – спросила Лючия, как будто обращаясь к кому-то еще. Возможно, она хотела, чтобы девушки заметили это.
Мне не хотелось отпускать ее руку сразу же, но я знал, что должен. Поэтому взяв ее ладонь в свои, я поднес ее к губам и поцеловал краешек, а затем отпустил. Было такое чувство, как будто она пробыла со мной полдня, и теперь я отпускал ее к мужу, как выпускают птицу, чье сломанное крыло срасталось целую вечность.
– Se l’amore, – сказала она, покачивая головой, словно укоряя меня. – Такой же развратный, как все, только прелестнее. Оставляю его вам.
Одна из дочерей издателя принужденно хихикнула.
– Посмотрим, что с этим можно сделать.
Я был на седьмом небе.
Она знала, как меня зовут. Ее звали Аманда. Ее сестру – Адель.
– У нас еще есть третья сестра, – поведала Аманда. – Она должна уже быть где-то здесь.
Поэт прокашлялся. Выразил всем слова благодарности. Последние по очереди, но не по значимости, свету его очей – Лючии. Почему она терпит его? Действительно, почему? – процедила жена с любящей улыбкой.
