Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога. | страница 16

. Венцом его трудов, помимо Soirées de Saint-Pétersbourg (Петербургских вечеров) и Quatre chapitres sur la Russie (Четырех глав о России), стал в первую очередь трактат Du Pape. В этих работах де Местр предстает приверженцем более консервативного направления в европейском католичестве. Находясь в постоянном контакте с религиозной и церковной жизнью русского православия (впрочем, неясно, насколько глубоки были его знания, поскольку языка он совсем не знал), посещая салоны высшего общества и распространяя рукописные заметки собственного авторства, он получил возможность должным образом развивать свои идеи, искренне сожалея об утерянном единстве церкви и осуждая патриарха Фотия и византийский раскол.

Де Местр был искренне привязан к России и русским, и поэтому отсутствие общения между ними и Престолом Петра причиняло ему огромные страдания. В трактате Du Pape он отвергает как абсурдную одну из посылок Стурдзы — идею, будто бы совокупность независимых церквей может составлять единую вселенскую Церковь. Такое единство может быть истинным и действительным только в том случае, если строится вокруг кафедры Петра: по мнению савойского мыслителя, неслучайно, что все враги Рима дружны между собой. Де Местр считал, что «вселенская Церковь является монархией. Сама идея вселенскости предполагает такую форму правления... Церковная власть — власть монархическая, но в достаточной мере смягченная аристократией, для которой это наилучшая и наиболее совершенная форма правления».

Наконец, чтобы существовал образец и гарантия единства христиан, связанных единой верой, церковью необходимо управлять: такое управление по природе своей безошибочно, поскольку в противном случае не могло бы быть никакого соединения разных общин и в конечном счете — вселенского единства. Именно по этой причине следовало, признавая учение о примате, целиком отвергнуть распространенное среди православных мнение, будто именно Римский папа мешал единству христиан, поскольку сначала раскол, а потом и татаро-монгольское иго помешали русским «принять участие в великом законном движении европейской цивилизации, которое направлялось из Рима»; де Местр страстно желал восстановления «порванного хитона» неразделенного христианства.

Он анализирует, в их совокупности, и другие важные проблемы, исходя при этом из твердых религиозных убеждений. Де Местр начинает с анализа причин и природы раскола, который он приписывает (в значительной степени упрощенно) как характеру греков с их стремлением к распрям, так и разделению Восточной и Западной империй, и состоянию, в котором находилась Римская церковь в X—XI веках: Россия не была ее частью и «не смогла проникнуться вселенским духом», исходящим из Рима. Потом уже были и сам раскол, который де Местр определяет как «бунт против... власти папы», и расхождения в вероучении, богослужении и праве, и полное подчинение церкви государству, особенно усилившееся после Петра I, но зародившееся в недрах самой византийской традиции, привнесенной в  Россию последними Рюриковичами. В этих исторических условиях, считает де Местр, нельзя признать, будто Священный союз — первая попытка объединения христиан. По его мнению, из такого объединения ничего не выйдет: единственный способ достичь этой цели — воссоединение всех церквей с Римом, которого можно добиться путем долгих, целенаправленных усилий