Метод Грёнхольма | страница 33
(слегка разочарованный) Ооо….
Мерседес: Что?
Фернандо: Мне почти и не пришлось ничего делать…
Мерседес: Что случилось?
Фернандо: А что, если я тебе скажу, что моей целью было всего лишь заставить тебя отключить мобильный?
Мерседес: Не ври.
Фернандо берет конверт, достает карточку и предлагает ее Мерседес.
Мерседес: Черт, вот говно-то.
Мерседес собирается схватить карточку, но перед тем, как она это успеет сделать, Фернандо снова ее прячет, а конверт оставляет на столе.
Фернандо: Нет, это не то.
Мерседес: Ты очень остроумен.
Фернандо: Извини, не обращай внимания.
Мерседес: Знаешь, почему я осталась? Ты мне столь сильно не нравишься, что я хотела доставить себе удовольствие, опустив тебя.
Фернандо: Твоя мать гордилась бы тобой.
Мерседес: Ты ведь по правде сирота?
Феррандо: Сирота?
Мерседес: Если бы у тебя была мать, ты бы не смеялся так.
Фернандо: У меня есть и отец, и мать.
Мерседес: Я надеюсь, им никогда ничего от тебя не понадобится.
Фернандо: У них будет всё, что бы им ни понадобилось. Об этом даже речи не идет. Я могу казаться каким угодно, но для меня родители — на первом месте. Иными словами, даже не намекай, что я могу быть таким же, как ты. И я не говорю о такой ситуации, как твоя, я говорю о всей жизни. Я говорю о том, что я их никогда не подведу. Мои родители столько дали мне, что сколько бы я ни делал в жизни, сколько бы ни пытался вернуть им маленькую часть всего того, что я им должен, я никогда не могу быть столь же щедрым и великодушным, как они. Теперь ты меня растрогала, ты… Знаешь, почему у меня нет детей? Потому что я считаю, что никогда не смогу любить их так, как мои родители любили меня. Мой отец… Ты девочка-пижонка, по тебе видно. А я нет, я простой парень. Мой отец был контролером на железной дороге. Контролер на железной дороге всю свою гребаную жизнь. Были ночи, когда он не ночевал дома, но когда он возвращался, он всегда приносил мне подарок. Что-нибудь незначительное, иногда просто карамельку. Но он всегда, слышишь, всегда приносил мне что-нибудь. Это была всего лишь маленькая деталь, но деталь, которая значила бесконечно много: он никогда и ни при каких обстоятельствах не забывал обо мне. Иногда его не было целую неделю, тогда моя мать за день до его возвращения покупала бобы и мы вдвоем их чистили, и моя мать готовила ему бобы, тушеные с копченой колбасой — блюдо, которое ему нравилось больше всего. Ты ведь не понимаешь, о чем я тебе говорю, так ведь? В твоем доме, конечно же, бобов не ели. А в моем доме их ели, и для меня помочь моей матери приготовить бобы для отца было самым главным. Даже сейчас, время от времени, мы ему тайком готовим бобы. И даже сейчас, когда мне уже 40, мой отец берет меня за руку и говорит мне: «Я думаю, ты помогал матери чистить бобы» и щелкает меня легонько по лбу, как тогда, когда мне было шесть лет, но тебе этого не понять, но я вижу глаза своего отца и знаю, что он до сих пор гордится мною. Равно как и моя мать. Но у тебя даже нет ни малейшего представления о том, что я тебе говорю. Ты выключаешь телефон. Ты никогда не залезала в кровать к родителям, когда боялась по ночам? Ты считаешь, что твоя мать сегодня не боялась? Знаешь, что самое главное для меня в этой жизни? Знаешь, для чего я работаю, ради чего я хочу добиться успеха в своей профессии? Я тебе скажу, хотя ты этого и не поймешь. Я хочу, чтобы мои отец и мать всегда могли смотреть на меня теми глазами, преисполненными гордости, которыми они смотрели на меня, когда мне было шесть лет и когда у меня что-то получалось. Ради этого я и борюсь, черт побери. Ради этого я готов на всё, надеть шляпу священника и что угодно еще. Потому что я хочу, чтобы мои родители знали, что я этого добился. А ты называешь меня циником! Ты думаешь, что то, что ты делаешь, доказывает, что ты сильная, что эта работа очень важна для тебя? Единственное, что это доказывает, что в тебе нет мужества. Нет мужества посмотреть жизни в лицо, реальной, подлинной жизни. И ты еще спрашиваешь меня, любил ли я когда-нибудь кого-нибудь! Слушай меня внимательно, потому что, может быть, сегодня ты что-нибудь поймешь. Настанет день, девочка-пижонка, когда у тебя сдуется задница, когда твои сиськи повиснут, как носки, настанет день, когда от твоей блестящей карьеры останется лишь жалкий график пенсий, настанет день, когда всё хорошее останется позади. Этот день уже настал для моих родителей, но у них есть я, у них всегда буду я, до самого конца, и я сделаю всё, что будет нужно, чтобы они думали, что в их жизни был смысл. А у тебя, что будет у тебя? Ничего. Ты оглянешься назад и увидишь лишь одно говно.