— Еще месяц назад была официальная бумага. А месяц этот уже прошел… — проговорил Чаудхри, оглядывая собеседников.
— Бумага! Бумага — она бумага и есть. Что ни день, то новая.
— Эх вы, мужчины! — сидя на корточках у кипящего чайника, проговорила хозяйка лавки. — Всего-то вы боитесь, перед всеми дрожите! В следующий раз пойдете в муниципалитет, меня с собой возьмите. Я такого наговорю им там — пусть только слушают.
— Ну и что ж, к примеру, ты им скажешь?
— А вот что: землю, на которой стоят наши мазанки, закрепляйте за нами. Устанавливайте цену — мы уплатим. Мазанки-то мы на свои деньги строили, зачем же ломать их? И ущерб нам нанесете, и без крыши над головой оставите… Из вас ведь и щипцами слова-то не вытянешь. А еще нарядились как на праздник. Только и знают, что выряжаться!
— Верно говоришь, Гобинди, — поддержал ее Мульрадж. — Все, что она сказала, Хира, нам самим надо было сказать.
— Если б нас слушали… Разве раньше об этом не говорили? Все эти годы только о том и твердим, я уж и так, и этак толковал им, да разве ж их убедишь? Я ведь не новичок: как-никак десяток домов тут построил.
— Сегодня идите опять да прихватите с собой Гобинди, — пошутил Чаудхри. — Как ты думаешь, Хира? Тебе и собираться не надо. Ты с утра уже в новом пиджаке, будто и вовсе не снимал.
Хиралал согласно кивнул.
— Попадется хороший начальник — дело выгорит.
Не дожидаясь окончания разговора, Чаудхри поднялся и молча вышел из лавки.
Поселок, в котором они жили, напоминал собой обычную раджастханскую деревню, возникшую на окраине Дели. После того как страна обрела независимость, город стал стремительно расти вширь. Для возведения новых районов столицы требовались рабочие руки, много рабочих рук. И в Дели отовсюду потянулись люди — из ближних и дальних деревень, где случилась засуха или наводнение; люди поднимались с насиженных мест и устремлялись в Дели. Двигались целыми семьями либо одни мужчины, прихватив с собой подростков. Шли из Раджастхана, из деревень Харияны и Пенджаба, приезжали с далекого юга. Однако каменщиков больше всего прибывало все-таки из Раджастхана. В поисках заработка в Дели тянулись не только строительные рабочие, но и дхоби[5], парикмахеры, мелкие торговцы. И всюду, где начиналась закладка фундамента, тотчас же возникали бесчисленные глинобитные мазанки строителей. Среди сваленных кучами балок, кирпича, цемента, бутового камня женщины пекли лепешки, ребятишки играли в прятки, а к концу рабочего дня вся местность оглашалась песнями строителей, возвращавшихся к своим очагам. Люди обживались, привыкали к своим глинобитным жилищам. Но едва рядом возникал квартал новых, двухэтажных коттеджей, мазанки тотчас же сносились, рабочие переходили на другое место, а там, где прежде стояли ряды глинобитных времянок, укладывались трамвайные рельсы, возводились кирпичные стены, и никто из прежних обитателей не мог бы точно сказать, в каком месте стояла его лачуга.
