Шьяма боялась судьбы. Первые облачка над ее семейным очагом появились лет через двенадцать после свадьбы. Облаков становилось все больше, они сгущались и превращались в черные тучи по мере того, как росло материальное благополучие семьи. Она подсознательно чувствовала: что-то тут не так. Смутная тревога охватила ее тогда. Ей казалось, будто надвигается что-то неотвратимое, как рок, и она вздрагивала всякий раз, когда раздавался стук в дверь: кого это несет к ним и зачем? Ее возили к докторам, заказали ей чудодейственный амулет, кто-то посоветовал постоянно носить перстень с топазом, и она послушно последовала совету, но ощущение смутной тревоги не проходило. И тогда в дом пригласили садху[13] — чудотворца.
— Успокойся, женщина, — изрек святой старец, положив руки на ее низко склоненную голову. — Страхи твои улягутся, и тревога твоя рассеется.
Она благодарно сложила руки и еще ниже опустила голову.
— От тревоги и страхов, женщина, освободит тебя служение людям, — продолжал старец. — Служи человеку, и ты избавишься от всего, что тревожит тебя.
— Какому же человеку должна служить я, святой отец?
— Тебе не придется искать его, — отвечал старец. — Он сам явится пред тобою. Им будет первый человек, которого ты увидишь завтра утром, едва выйдешь за порог дома. Кто бы он ни был, служи ему верой и правдой.
И первым человеком, которого увидела она на следующее утро, когда, приоткрыв дверь, выглянула на улицу, была Басанти, проходившая мимо ее дома. Следуя совету старца, Шьяма встретила ее как родную.
Так Басанти стала прислугой в доме Шьямы. Само собой разумеется, Шьяма ни словом не обмолвилась девушке о том, что приютила ее, лишь следуя совету святого старца, однако, помня его наказ, она дарила Басанти поношенное платье, в праздники угощала сладостями, давала мелочь на карманные расходы и милостиво разрешала смотреть телепередачи. И скоро в доме Шьямы Басанти чувствовала себя как в родном доме. Двери коттеджа были всегда открыты для нее, и она вела себя с детской непосредственностью: стрелой влетала в апартаменты госпожи на втором этаже; не спрашивая разрешения, готовила для себя чай; когда у госпожи начиналась мигрень, массировала ей голову, попутно рассказывая последние новости и сплетни обо всем, что творилось в переулке и в городе. Лишь одной темы не касалась она в своих рассказах: жизни прислуги в других богатых домах. Так Шьяма поневоле сделалась теперь единственной опорой девушки.
