— Нет, — устало тряхнула я, головой погружаясь в прошедшие события. — Мы танцевали, пили шампанское, ели фрукты. Само наступление Виносовой полночи встретили в зимнем саду среди кустов роз, под пушистыми кронами деревьев. Звучала прекрасная, плавная музыка и Валентин Игоревич пригласил меня танцевать, прямо в оранжерее. Мы кружились в медленном вальсе, растворяясь в мелодии…
— И тут он вам сказал, что пора уходить? — влез в мои воспоминания Щука, и мне захотелось бросить в него чем-нибудь тяжёлым, например, пустым стаканом. — Сразу? Как вы думаете, сколько по времени вы кружили, как вы выразились, в танце? Ни о чём не разговаривали?
— Я… Не помню, — горько покачала я головой, стараясь выдрать из памяти хоть какой-то отрывок разговора. — Думаю, беседа была незначительной, раз не могу восстановить её.
— Незначительной, — повторил за мной, с огромной долей скепсиса, Щука.
— И что тут такого? — вспыхнула я.
— Пока ничего — одни предположения. Странно, что вы помните о розах, деревьях и мелодии, и совсем не помните беседу. Или не желаете при родственниках передавать влюблённый бред, который вам в ушко во время танца нёс Буков?
— О-о, — выдохнула я. — Вы… У-уху… Вы…
Короче — одни эмоции, не желающие облачаться в слова. Надо кинуть в него стаканом, надо.
— Полегче, — проявился, наконец, Эмиль. — Пол, прошу тебя, не забывайся.
Пол? Тебя? Впрочем, об этом потом. Пол бесит меня всё больше и больше — никакой деликатности! А ещё кудесник — образованный человек. Образование высшее имеет, небось, а корректности не научился и вести себя не умеет! Слов нет! Впрочем, одно найдётся — селебрити.
— Ладно, — пожал плечами Щука.
Эмиль попросил:
— Виола, вспомни, пожалуйста: о чём вы говорили. Важны любые мелочи.
— Ну не могу я припомнить, что такого? Вспомню — скажу.
— Что было дальше? — наконец, вернулся к своим обязательствам инспектор, чем перевёл семейный разговор в русло допроса.
— Мы ещё немного погуляли по зимнему саду, и шеф сказал, что нам необходимо отбыть и уже два часа ночи. Машина стояла за углом, на стоянке, и мы направились туда. Мы не сразу сели в автомобиль — немного постояли. Я услышала шорох за спиной, но обернуться не успела… Сильная боль в затылке настигла меня, а затем — темнота.
— Что происходило с вашим «шефом», как вы выразились, вы не видели? — снова влез в допрос Щука.
— Нет. Проваливаясь в обморок, я слышала только возню, глухое рычание и всё — провал.
Полицейский оторвался от записей и спросил, разглядывая меня:
