«Здесь живут и что-то делают люди», — думал Пушкарев. Монголы перегоняли табуны на новые пастбища, перевозили свой скарб, юрты, пели тягучие песни. А впереди синели вершины гор, часть которых была покрыта снегом, и эти белки сливались с застывшими на небе облаками.
Им обоим казалось, будто они пробираются по первобытному материку. Все здесь было ново, все поражало.
Поднятая колесами галька с шумом сыпалась на брезент, будто хлестал дождь. Машина раскачивалась и раскачивалась, нагоняя сонную одурь.
В оконца видны были горы и степи, какие они пересекали, щебнистые равнины, перевалы и далекие бледно-голубые гряды хребтов. Иногда на обочине виднелся труп лошади или верблюда, а на нем — мрачный силуэт ягнятника. И снова — бесконечная, плоская, черная равнина с редко разбросанными, словно посаженными человеком, кустиками травы. Машина пересекала красные глинистые пространства, и по ним медленно брели караваны красных верблюдов.
На привалах, а случались они всегда у развалин какого-нибудь монастыря или возле юрт кочевья, похожих издали на белые грибы, Пушкарев и Валя «разминали» ноги. Пустыня казалась серовато-синей, и повсюду валялись прозрачные халцедоны, ониксы и другие полудрагоценные камни. Бери и вставляй в перстень синевато-дымчатые сапфирины, розовые и красные сердолики, агаты всех оттенков. Пушкареву казалось, будто он шагает во сне, а рядом миловидная девушка в зеленом платье, с легким шарфом на плечах, в маленьких, но прочных сапожках с подковками.
Им было хорошо друг с другом, хоть они ни разу не выказали этого.
— Теперь я понимаю монголов, которые живут здесь; я согласился бы пойти в табунщики, — говорил он.
— Зачем? Или вы считаете себя плохим геологом?
— Кто бы мог подумать, что саратовский техникум с тем самым длинным названием выпускает таких злоязычных специалистов!..
Зной все надвигался и надвигался. Пустыня сделалась коричневатой, она дышала жаром, как раскаленная сковорода.
…Впереди из миражной дымки поднялась стена крутого, скалистого хребта. Потом она загородила полнеба, нависла сумрачной коричнево-серой глыбой, потом стала уходить вправо, отодвигаться.
И внезапно шофер нажал на тормоза.
Что случилось? Опять привал?
— Вылезай, приехали!..
Неужели конец дьявольской тряске? В первую минуту Пушкарев и Валя даже не поняли, что прибыли на место. Здесь, в голой пустыне, будет город?..
— Вряд ли вы найдете в таком местечке основной горизонт, — сказал он, оглядевшись по сторонам. — Ну и ну! Хотя бы в горах, а то как на столе. А вон там, на западе, наверное, и есть горы Гурбан-Сайхан? Да только до них километров пятьдесят, не меньше. И на юге вижу какие-то горы…
