— С Клейменовым, что ли? Все доказано, не уйдет от ответственности. Ну и вражина! — Василий пересказал ответ Клейменова на его вопрос об отношении к Советской власти.
— Так и сказал? — удивился Дмитрий. — Обнаглел! А ведь вроде радоваться должен: нэп развязал руки, его отец имеет собственную лавку, жульничает…
— Знает, все это временно, потому и грезит о возврате к прошлому.
— Не просто грезит. Днем гвоздями да подковами торгует, а ночью людей убивает.
— Такова, видно, натура частного собственника: пусть весь мир провалится в тартарары, лишь бы уцелели его лавка, фабрика…
Когда дошли до своего дома, остановились.
— Просьбу твою помню, непременно выполню, — сказал Дмитрий, пожимая руку Прошину.
— Спасибо! — поблагодарил Василий, сразу догадавшийся, о чем идет речь.
Одинокая тетка Митюхина по матери жила в своем домике в пригородном селе Кривошеевке. Иван через огород пробрался во двор и тихо постучал в окно. Екатерина отодвинула цветастую занавеску и, прильнув лицом к стеклу, узнала племянника.
— Какой леший носит тебя в ночь-полночь, — ворчала тетка, отпирая хитрые запоры.
— Спасай, тетя Катя. Меня и Елизара позавчера чекисты сцапали. Я убежал…
— Не гонятся за тобой?
— Нет, ночью-то засек бы. Тетя Катя, я только до утра, с вертушкой уеду.
— Ой, Ванюшка, чует мое сердце, потеряешь ты свою буйную головушку! — причитала Екатерина. — Есть хочешь?
— Неужели! Голоден как вепрь. Ничего, тетушка, о моей голове не печалься, она не такая глупая, чтобы зазря в петлю лезть.
— Уже залезла, не знаю, как вытащишь ее оттоля.
— Вытащу. Надо мне переодеться, как-то обмануть милицию.
— Найду чего-нибудь.
— Тетя Катя, ты сколько прожила с дядей Петей-то?
— Чего там, всего две коротких недельки и прожили; потом его призвали на германскую, там и погиб.
— То-то я думаю, почему ты ребятишек не нарожала?
— Ну балабол ты, Ванюшка!
Тетка поставила на стол тарелку щей, аппетитно пахнущих упрелой говядиной, принесла ложку, горбушку черного хлеба, села на широкую скамью и любовно смотрела, с какой жадностью ест племянник. Не имея своих детей, Екатерина души не чаяла в непутевом племяннике. К тому же Иван чем-то напоминал погибшего мужа.
Утром Митюхин вышел из дому тетки совершенно неузнаваем: на нем был суконный праздничный костюм дяди, искусно наклеены усы, нацеплены старые очки в металлической оправе. Правда, Иван плоховато видел в них, но зато очки здорово преображали лицо. В кармане лежал пропуск на имя рабочего Верхне-Ломовской спичечной фабрики, некогда принадлежавший дяде. Это на случай проверки документов.
