Я не верил своим глазам, ведь только что щука лежала рядом, не далее полуметра от лодки, я мог дотянуться до нее, но не прошло и мгновения, как она перевернулась на живот и медленно, устало, словно больная, исчезла с наших глаз.
— Что случилось? Сорвалась?
Я подтянул шнур, взглянул на крючок.
— Сломался.
У кованого толстого норвежского тройника один зуб был отломан. Секундомер сержанта показал двадцать девять с половиной минут.
В таких случаях рыбак с полчаса молчит. Ему кажется, что и жить не стоит, что он уже не живет, уже умер. Но остальные говорят без умолку, подробно рассказывают, кто, что и как видел. Они не знают, какую боль доставляют их слова, звуки их голосов, как треплют они нервы неудачливого рыболова.
Стемнело, зажгли захваченные с собой электрические фонарики, заспешили домой. Я начал приходить в себя только на причале.
Первые полчаса рыбак молчит, а говорят остальные. Потом начинает говорить рыбак. Объясняет, что на рыбалку ходят не для того, чтобы потом есть рыбу. По существу, щуку он поймал, но даже не это важно, а сам процесс борьбы с большой рыбой, в этом случае борьба длилась полчаса, все тому свидетели. Его начинают утешать, но ему утешения не нужны.
За праздничный стол мы все–таки сели. Черт с ней, со щукой, а за окончание опыта, за успешную экспедицию выпить следовало. Повар оказался на высоте, выложил остатки запасов, везти их обратно не имело смысла. После стольких волнений все были веселы и навеселе.
Субординация не соблюдалась, все уселись вокруг сдвинутых столов, кому где нравилось. Военные, гражданские лица, ученые, вспомогательный персонал. Празднество организовали в самом большом помещении — столовой офицерского клуба. Внизу в холле танцевала молодежь.
После ужина в маленькой гостиной собралась тесная компания, принесли кофе и ликеры, Проф произнес прощальную речь: вылив немного вина из бокала на пол, он торжественно окрестил мой препарат, впервые назвав его У-19. Язык у него заплетался, он что–то болтал, я не совсем понимал что, уши у меня были словно ватой заткнуты, все вокруг виделось как сквозь туман. Проф сел и продолжал говорить, как произносят тост:
— «Сатурну» мы окончательно утерли нос, а он только одних нас и опасался, никогда не принимал всерьез работу групп «Меркурий», «Венера», «Земля» и «Марс». Удушливым газам они не доверяют, они слишком известны, действие их сомнительное, применять их можно разве что в тактических целях. Бактерии? Транспортировать их трудно, да и кроме того, если весь континент будет охвачен, скажем, вирусным менингитом, никому не дано знать, где остановится эпидемия. Что же касается гербицидов и животных ядов, надо признать, что критический обрыв биологической цепи может принести огромный вред, да и применять их можно только в случае продолжительной воины, а нанесенный вред может обернуться против победителя. Эксперименты «Юпитера», «Нептуна» и «Плутона» никогда не принимались всерьез. Какая нам, например, выгода, если мы сумеем ослепить врага на три часа? Для обеспечения победы этого недостаточно. Что же касается галлюциногенов, их влияние не на всех одинаковое, и во многих случаях может быть даже парадоксальным, а длительного эффекта в размерах континента они не дают...
