Только этого еще не хватало! Сидевший рядом невропатолог, собираясь устроить со мной вдвоем отдельную конференцию, спросил: «Что вы скажете об этом гибриде свинства и глупости?» Но я быстро заткнул ему рот: «Я тоже прагматист. Если войны — зло, почему же человечество так активно ведет их, тратит на них деньги, терпит их? Теперь уже не скажешь, что лица привилегированные — владельцы военных заводов, генералы и другие — не подвергаются опасности!..» Собрание наше длилось около трех часов, и я тысячу раз пожалел, что назвал Профа философом будущих синтезов. (А как спокойно принял он мои слова! Ничего нового я, очевидно, ему не сказал, но тогда зачем ему понадобилось так длинно это доказывать?)
Был уже шестой час, сержант с двух часов ждал меня, свидетельством этому были многочисленные окурки на синтетическом полу. Ругань, к счастью, не оставляет за собой следов. На рыбалку оставалось не больше часа. Мы даже посовещались, стоит ли ехать на озеро.
Оказалось, что стоило, да еще как!
Поймать мы ничего не поймали, даже подлещики попались лишь самые маленькие. Случилось иное, но лучше расскажу по порядку.
Сержант по пути снова стал мне доказывать, что большой хищник, которого я увидел с вертолета, и был пойманный им вчера окунь. (Стоит ли говорить, что его рыба имела огромный успех в кухне и в столовой для рядовых.) Сегодня нет смысла рыбачить в Воронке, попробуем поудить в Четках, так мы назвали озерца-бусинки, и Божьем Оке. Я чуть было с ним не согласился. Через полчаса я отказался от блесен и закинул обычную поплавковую удочку, пусть хоть какой–нибудь окунь попадется. Было уже четверть седьмого, и мы, помня вчерашние мучения, решили выкурить по последней сигарете, как вдруг...
Случилось то, что и назвать не знаю как... Вообще–то это называется хищничеством: внезапный плеск, рыбешки устремляются во все стороны, одна из них становится жертвой хищника. Волнение продолжается несколько секунд, потом стихает. А что произошло сегодня в Воронке в четверть седьмого вечера около зарослей водяного ореха?
Вода гейзером взметнулась вверх, поднялись огромные волны, нас чуть не опрокинуло, майор испуганно вцепился в край лодки, побледнел и беспомощно, как испорченная пластинка, шептал:
— Что это, доктор? Боже мой, что это, доктор?
А я в ответ, гордый своей правотой, но дрожащим голосом:
— Теперь–то мы уж не пойдем ни в Четки, ни в Божье Око.
В одно мгновение я опять взялся за спиннинг. Сержант вытащил свою удочку, черные окуни его больше не интересовали. А когда сумерки сгустились, понадобилась вся сила убеждения майора и атаки комаров, чтобы мы пришли в себя и вернулись к причалу.
