Я молчал, а она и не ждала ответа.
— Ты любишь свои Пески?
— Люблю.
— Вот видишь. Разве ты будешь счастлив без них?
— Как же я оставлю тебя, Отелия? — простонал я. Не мог я себе представить, что снова потеряю её.
— Людвик, мне ведь много лет, и скоро я умру. Теперь уж мне незачем задерживаться на этом свете. Ты боишься, что глупые люди могут обидеть меня? Да полно, что мне до их глупости! Не плачь, Людвик, я должна сказать тебе важное. Запомни, мы с тобой ещё встретимся.
Меня прямо в дрожь бросило:
— Когда?
— Не знаю, но так обязательно будет. Мы встретимся, Людвик, и, если Господь позволит, то будем счастливы.
Она сидела такая торжественная, величественная даже, а во мне всё так и переворачивалось! И даже не было сил отвечать ей. Она обняла меня и сказала:
— Скоро рассвет. Ложись, отдохни, Людвик, я посторожу тебя.
Я лёг, а она села подле меня и запела песню. Я эту песню сразу узнал, это колыбельная была…
Акимыч осёкся и оборвал рассказ, хотя было очевидно, что он всеми помыслами и чувствами оставался со своей возлюбленной. Его широко открытые влажные глаза смотрели ясно и преданно, но на лице отражалась не проходящая многолетняя боль…
Лёнька увидел это и отвёл взгляд. Ему захотелось убежать, спрятаться куда-нибудь и заплакать. Слишком много переживаний обрушилось на него сегодня, переполнив сердце. Он заплакал бы, наверное, если б дед Фёдор не повернулся к нему просветлённым лицом.
— С рассветом, Лёня, я и простился с ней. Своих разыскал… Никому ни о чём не сказал, молчком терзался. До того тяжко мне было! А уж как тянуло в тот переулок!.. И пошёл бы, не удержался, если б она не сказала напоследок: «Не приходи сюда больше, Людвик, постарайся пережить своё смятение поскорее. У тебя же целая жизнь впереди, не отягощай её напрасным страданием. Думай лучше о нашей будущей встрече».
Так она мне велела, и я не мог ослушаться, а там и проводила нас Прага. И вот, Лёнька, денно и нощно я мучился над её словами. Что за встречу она нам сулила, когда? Домой вернулся и всё ждал, не случится ли вдругорядь со мною чудо? Скажем, выйду за околицу и увижу, как она полем навстречу идёт… Сколько раз во сне это видел, а проснусь — и сладко мне, и горько, сам не знаю, чего бы делал… Долго так ждал, покуда не понял, что уж наверняка нету её в живых. Я и сам-то уже старик… Такая тоска меня взяла, что и не расскажешь, милый, нету и слов таких. Видно, пожалела меня Отелия, придумала нашу встречу, чтобы утешить. Умом-то я это понимаю, а сердце, Лёня, мне обратное говорит. То ли ждать уже так привыкло, то ли впрямь что-то чует… Так я и живу с надеждой. И помру с надеждой…
