Дед Фёдор между тем поставил своё полное лукошко на землю и принялся без лишних слов собирать ягоды для Лёньки. В нём нисколько не замечалось усталости. Видно, и эта кропотливая работа была старику по душе. Мальчик присел рядом.
— Акимыч, значит, ты ни одной ягодки не съел?
— Нет, брат, — ответил дед, — этому я сызмальства учён.
«Вот это сила воли», — подумал Лёнька и вздохнул, а дед Фёдор поглядел на него участливо: «Поди, притомился малый, тяжело ему в первый раз…»
— А знаешь, Лёнька, — сказал он, — за Светлым озером, куда мы с тобой наведывались, тоже лиственные леса. В них ягод — тьма тьмущая. Хошь тебе земляника, хошь — черника, хошь — брусника. Малинники тоже знатные, и орешники есть. По юности мы туда легко бегали, а нынче без велосипеда не решаюсь. Но зато если вырвусь, истинно праздник для сердца наступает.
— Дедушка, а лиственный лес лучше соснового?
— Он не лучше и не хуже, — охотно ответил Акимыч. — Он другой: светлый, приветливый. Здесь и птицы веселее поют, и простора вволю. А бор по-своему хорош. Если, к примеру, подумать о чём-то хочется без помех — лучше места и не сыскать. Строгий он, серьёзный, этот лес. А березняк вечно тебе улыбается, даже и под дождём радуется. Умеет он душу согреть, лес берёзовый. А то ещё есть осиновый лес. В нём, Лёня, всегда почему-то грустно. Не то чтобы тоска брала, а так, слегка будто бы царапнёт за сердце. Посмотришь кругом — вроде и солнце то же, и птицы поют, ан всё равно что-то не так. Налетит печаль, как осенняя паутинка, да и прилипнет к тебе. Видать, от иудина дерева так. А вот в орешнике тепло, уютно, словно дома после дальней дороги. И так, Лёнь, в каждом лесу что-то особенное, чего в других нету.
Лёнька слушал, затаив дыхание. Увлечённый дедовым рассказом, он снова позабыл о ягодах. Конечно, он почти не знал лесов, впервые вырвавшись из огромного города, но слова Акимыча будили в нём какой-то трепет, какие-то сокровенные воспоминания, далёкие, смутные и одновременно тревожащие. Лёнька мог поклясться, что и сам давным-давно знает всё, о чем говорил Акимыч. Может быть, он знал это всегда… В какой-то момент мальчику почудилось, что и это прозрачное берёзовое утро уже было в его жизни… Земляничный вкус во рту, тихий голос, повествующий о лесах, и повсюду, повсюду яркие солнечные кружева…
— Ну, милый, вот и уважили мы твоё лукошко, — Акимыч протянул Лёньке его кузовок. Дед Фёдор разговоры-то разговаривал, а о деле не забывал. — Пойдём или погулять ещё хочешь?
