— Дедушка, значит, раньше до валуна дома доходили?
— До валуна, — подтвердил Акимыч. — И в другую сторону — к Харину — далеко тянулась деревня. Дворов набиралось на шесть улиц, почти что село.
— А сколько надо улиц, чтоб было село?
— Неважно, сколько. Видел я деревни и побольше иного села, — как всегда обстоятельно отвечал Акимыч. — Но в селе непременно стояла церковь, в этом разница. Теперь поменялся порядок… Церкви порушили давно, да с этого всё и началось… А чем оно кончается, сам видишь. Умирает деревня, Лёнька, видать, скоро и Пескам последний срок выйдет.
Акимычу, наверное, очень нелегко дались эти слова. Он сразу ссутулился, как человек, беззащитный перед большим горем, и Лёнька вдруг сердцем понял смысл его слов. Не будет Песков, бабушкиного дома и дедовой избы с петушком, не станет знакомых домовых. Трактор распашет землю, на которой сейчас тремя дворами стоит деревня Пески, и останется только серый камень, словно памятник на погосте.
У Лёньки сжалось сердце. Неужели так и случится? Примириться с этой мыслью было невозможно.
— Акимыч, — неуверенно сказал он, — а если люди возвратятся в Пески?
Дед посмотрел на него долгим грустным взглядом и не ответил. «Он не верит, — подумал мальчик. — А как было бы здорово, если б все вернулись, построили новые дома себе и домовым! Почему они убежали из Песков, ведь здесь куда лучше, чем в городе».
Как ни силился Лёнька, ответить на этот вопрос он не мог. У Акимыча, судя по всему, тоже не было ответа. Он шагал, рассеянно глядя себе под ноги и сжимая в руке пустое лыковое лукошко. Лёнька взял его за другую руку и стал приноравливаться к дедову шагу. Так они и пошли дальше — молча, рука в руке.
Берёзовый лес встретил их, как в праздник встречает гостей радушный хозяин. Нарядным и весёлым был этот лес, и как мало походил он на сумрачный, дикий сосновый бор. В березняке было привольно и светло, а деревья напоминали гигантские свечи, горящие изумрудным огнём. Тысячи солнечных зайчиков играли на белых стволах, шастали в траве, прятались в сочно-зелёный молодняк. Лёньке тоже захотелось побегать и поваляться в мягкой мураве, его грусть сама собой затерялась в этом море бликов и полутеней.
Повеселел и Акимыч, чудотворец лес и на этот раз успокоил его душу. Этот лес умел говорить со стариком на таинственном языке, понятном им двоим. «Не горюй о Песках, — шептал он над головой Акимыча, — твоя печаль им не поможет, а вот сердце сумеет очень многое. Весь этот мир живёт потому, что его сохраняют любящие сердца…»
