— Ты вот что, — посоветовал Лёньке дед, — ты загадай сперва какое-нибудь желание.
— Зачем?
— А затем! Если первый раз в году чего-нибудь пробуешь и желание загадал, то оно и сбудется.
«Хочу, чтобы Акимыч меня больше не оставлял», — не раздумывая, загадал Лёнька и лукаво взглянул на деда:
— Теперь можно?
— Теперь действуй, — позволил Акимыч и опять нырнул в свою сумку.
— Ивановна, тебе тоже подарок полагается.
— Уж не баромитор ли? — прищурилась бабушка.
— Нет, Тоня, — простодушно ответил Акимыч, — привёз я тебе кой-чего понужнее. У тебя свёкла-то варёная найдётся?
— Нету. Картошка варёная есть, морковь…
— Гм-м, — озадачился Акимыч, — мне вообще-то на свёкле показывали… Ну, ладно, подавай свою морковь, поглядим.
Нужная вещь походила не то на нож, не то на штопор. Ею дед Фёдор решительно вбурился в морковку, и та лентой зазмеилась из-под его рук, а лента сама свернулась на столе в оранжевые розочки.
— Видали?! — радостно воскликнул Акимыч, а Лёнька даже перестал есть землянику.
— Вот это да!
Бабушка Тоня как следует осмотрела дедово искусство и тоже осталась довольна.
— А Пелагее-то купил? — поинтересовалась она.
Акимыч положил розочку себе на ладонь:
— Не… Моя старуха не поймёт. Ей надо, чтоб большой кусок рот радовал. Красотой её не накормишь. Зато ты, Ивановна, будешь как в ресторане готовить.
— Да кому мне готовить-то? Вот разве ему пока, — бабушка посмотрела на Лёньку с лёгкой, не понятной мальчику грустинкой. — А сам-то ты, Федя, не проголодался с дороги? Садись-ка вот, чайку сообразим. А что кум твой? Здоров ли?
Акимыч крякнул неопределённо:
— Нельзя сказать, чтоб хворал, а из дому три дня уже не выходит.
— Это как же? — изумилась бабушка.
— А сраму боится, — ответил дед, отводя глаза в сторону.
— Ой, лихо! — испугалась бабушка. — Да что стряслось-то?
Акимыч понял, что про кума придётся рассказывать всё без утайки.
— Ну так чего, — начал он, — зашёл в субботу сосед к куму моему с утречка. Кума в магазине была, они и решили пока медовухой побаловаться. Сидят себе, калякают, то да сё… Сосед и жалуется куму, мол, старые мы уже стали, того и гляди помрём, никто и не вспомнит про нас, и не пожалеет. А кум ему отвечает: да откудова тебе знать, что об нас после смерти скажут? А может, коли я помру, так светопреставление начнётся, всё Раменье в голос завоет? Хе, говорит сосед, чего ж ему выть по тебе, какой ты такой герой-чапаевец? Помер, скажут, Степан, толку от него, правда, не было никакого, ну да уж пускай себе лежит. Ах так, озлился кум, а ну давай проверим, чего они скажут, подымайся! Сосед струхнул да на попятную: брось, просит, Степан, ты что это надумал? А кум уже из-за стола вылез: идём, кричит, да не бойсь, я себя не порешу, я по-умному сделаю…
