Видишь, Лёня, как оно бывает. Недаром остерегали мужика добрые люди, чтоб не казнился этак… Ой, — вспомнила бабушка Тоня. — Тебе обедать давно пора, а я тебя всё сказками кормлю!
— Ба, я ведь недавно завтракал, — возразил мальчик, но бабушка покачала головой:
— Да ты на чердаке три часа просидел. Так заигрался, что и времени не заметил?
Отобедав вместе с Лёнькой, бабушка засобиралась во двор:
— Поди, скотинка наша тоже проголодалась. Пойдёшь со мной, Лёня?
Лёнька хотел пойти, но такая усталость вдруг одолела его, что не было сил подняться с места. Мальчик опустил голову на руки, закрыл глаза, и немая, холодная темнота обступила его…
…Он шёл по пустому, безжизненному полю, а на горизонте чернел неприступный лес. Сердце у Лёньки сжималось от тоски и страха, но за лесом, далеко в небе, разгорался удивительно яркий, зовущий свет. Это не был свет зари, и, торопясь навстречу золотому сиянию, Лёнька знал, что там его ждёт невыразимое, неземное счастье. Он не думал о том, как пройти этот долгий, мучительный, полный опасностей путь. Он просто шёл, понимая, что эта дорога — единственная для него и пройти её нужно во что бы то ни стало. С каждой минутой небесный пламень полыхал всё ярче, а идти Лёньке становилось труднее и труднее…
— Ты чего это за столом спишь? — раздался рядом бодрый, звонкий голос, пробуждая Лёньку от его видений.
Дед Фёдор выкладывал перед мальчиком «провизию» — хлеб, спички, кульки с крупой… Послеобеденное солнце щедро позолотило его рубашку, руки и лицо, и казалось, что старик весь пронизан заветным светом Лёнькиного сна.
— Акимыч… — прошептал Лёнька и, не давая деду опомниться, повис у него на шее.
Дед Фёдор бросил свои покупки.
— Ну-ну, — бормотал он, неумело обнимая Лёньку, — я к тебе во как спешил!.. Да вишь ты, к куму надо заглянуть и купить всего, у меня тут целый список от хозяйки…
— А, благодетель наш прибыл! — появилась в дверях бабушка. — Тут Лёнька о тебе всё утро вздыхал, не чаял дождаться. Вот нету деда у него…
— Как это нету? — искренне удивился мальчик. — А Акимыч?
После этих слов дед Фёдор окончательно стушевался.
— Ах ты, память дырявая! — вдруг выбранил он себя. — Я ж тебе, Лёнька, гостинца привёз!
Порывшись в большой дорожной сумке, Акимыч вытащил стеклянную банку и как фокусник сдёрнул с неё платочек.
— На припёке насобирал, когда обратно ехал. Это, Лёнь, первая лесная ягода.
Томясь от собственного аромата, в банке краснела дикарка-земляника.
