Шли они долго. Молчали. Тропа спускалась вниз, в туман. Когда дошли до тумана, он рассеялся, а тропа стала подниматься вверх, между двумя горами. Солнце уже перевалило за полдень и то выходило из-за туч, то опять скрывалось. Маркел притомился. Но вогулы и не думали делать привал. Старый вогул, идущий впереди, даже не оглядывался. А вертлявый шёл рядом с Маркелом и иногда на него пристально поглядывал, но ничего не говорил. Чем выше поднимались в гору, тем тропа становилась грязнее, сверху же текла вода от тающего снега. Хорошо ещё, думал Маркел, что у него отобрали пищаль, а так бы сейчас тащил её, такую тяжеленную, и проклинал, потому что какой от неё толк, от незаряженной? И тут же подумалось: а что у них в том длинном мешке с жердями, уж не вторая ли пищаль? Но если это так, и если об этом где надо дознаются, то дедушке Макару мало не покажется, тут уже и голову отрубят запросто! А что в других мешках, в которых железо погромыхивало? Там, наверное, чурки железа, вогулы отнесут их своим кузнецам, те им ножей, серпов, шил, кос, вил или чего ещё наделают. А в других, лёгких мешках, лежат, скорей всего, где бусы, где платки, ленты, серьги, колечки и прочая мелочь. И за всё это платили соболями! А это разбой! Это нельзя! Никакая шкурка мимо государевой казны пройти не может!..
Но, тут же спохватился Маркел, всё это не его забота, а его забота – это царская сабля и царский же пансырь, вот что он должен возвратить в казну под запись, а всё остальное его не касается, на это царь найдёт других людей, а Маркел должен искать то, что ему велено. И он же ищет! Вот что тогда думал Маркел, а они поднимались всё выше и выше. И вот они уже взошли на самый верх тропы, на перевал, снегу там было ещё много, и горы по бокам были в снегу, а тропа спускалась прямо вниз и забирала чуть вправо, и там, уже ниже снегов, в грязи, был виден маленький ручей. Они к нему и свернули. Теперь они шли быстрей, радостней. Маркел тоже прибавил шагу.
Когда дошли до ручья, старый вогул поднял руку с копьём, и все остановились. А он начал что-то выкрикивать, и все остальные стали понемногу приплясывать. Один Маркел стоял неподвижно. Тогда вертлявый начал дёргать его за рукав и повторять: «давай! давай!». Чёрт его знает, в честь чего это, сердито подумал Маркел и не приплясывал. Вертлявый разозлился, стал дёргать сильнее. Но тут старый вогул замолчал, все перестали приплясывать и, наклонившись кто как мог, стали пить из ручья. Маркел тоже приложился. Вода оказалась холодная, чистая, вкусная, Маркел пил с удовольствием.
