— Не прогневись, хаджи, за угощение, — вошел в комнату хозяин с маленьким столиком в руках, на котором стояла чем–то наполненная миска и лежал чурек. — Джидж–галныша нет в этом доме, есть только чурек с сывороткой.
— Может быть, у тебя найдется что–либо покрепче сыворотки? — насупил брови незнакомец, с трудом сдерживая улыбку при взгляде на хозяина сакли. У последнего от удивления округлился его единственный глаз, а бледно–лиловый шрам, пересекающий наискось заросшее не очень опрятной бородой лицо, стал еще заметнее.
— Чего… покрепче? — переспросил он, вникая в смысл сказанного этим святым человеком, совершившим хадж в Мекку.
— Ну… водки, скажем, или хотя бы чихиря на худой конец, — усмехнулся хаджи, делая ударение на последних словах, которые он произнес по–русски, ибо такое выражение отсутствует в чеченском языке.
— Водки? — ужаснулся хозяин, всверливаясь единственным глазом в замотанное чалмой до самых бровей лицо паломника.
— Ну да, водки, — подтвердил хаджи таким тоном, словно речь шла не о хмельном зелье, запрещенном пророком, а о безобидном айране или кумысе. — Клянусь попом, который меня едва не утопил в купели, ты, кажется, совсем не рад нашей встрече, Гапо.
— Воай! — одноглазый Гапо едва не выпустил из рук стол с угощением. — Пусть меня похоронят в одной могиле с черной свиньей, если это не ты, Микал, голубчик!
Он опустил столик на пол и прижал к сердцу вскочившего на ноги друга юности.
— Микал, ва Микал! — восклицал он радостно, прикладываясь поочередно левой и правой щекой к груди улыбающегося оборванца. Потом снова усадил его на подушку и, сдернув со стены кинжал, бросился к выходу.
— Куда ты? — крикнул Микал. Но Гапо только рукой махнул.
Потом они сидели за столиком, на котором вместо глиняной миски с сывороткой стояло деревянное блюдо с дымящейся бараниной и, наслаждаясь вкусной едой, говорили, говорили, говорили. Подумать только: сколько лет прошло со дня последней встречи!
— Как узнал, что живу здесь? — грызя баранью лопатку, спросил Гапо.
— Да полюбит тебя бог, кто же в Чечне не знает знаменитого абрека Гапо Мусаева? — засмеялся Микал, срезая подкинжальным ножичком ломтики мяса с кости. — В Бени–юрте старый Элмарза показал путь к тебе.
— А разве я абрек? Да я уже позабыл, с какого конца заряжается ружье, — усмехнулся Гапо и вздохнул.
— Разве за Тереком у казаков перевелись табуны или моздокские купцы не ездят по дорогам, а летают по воздуху? — прищурился Микал.
