Горин и леди Ю сидели на самом носу моторной лодки. Постукивание мотора заглушало их голоса, а ветер помогал им говорить свободно: моторист сидел на корме лодки и, конечно, ничего не мог слышать.
— Итак, — сказала леди Ю, — я жду вашей исповеди, мистер Горин. В чем вы виноваты передо мной? Какую тайную роль вы играете и какие таинственные цели преследуете?
Горин не отвечал.
Он чувствовал всю рискованность шага, который собирался сделать: он играл ва-банк.
Он собрал в один комок всю силу воли, все свое хладнокровие, всю смелость и, не спуская глаз с леди Ю, заговорил:
— Прежде, чем рассказать вам, какую роль по отношению к вам я играл до сих пор, позвольте задать вам один вопрос. Клянусь, что никто, ни одна душа в мире не узнает. Скажите мне, леди Ю, вы убили Лямина?
Черные глаза расширились на секунду, брови взметнулись кверху — удивленно и испуганно, руки судорожно впились одна в другую.
Но леди Ю быстро справилась со своим волнением.
Она с усилием улыбнулась и медленно, спокойно, твердо сказала:
— Я не понимаю, о чем вы говорите и почему? Нет, милый молодой человек, я не убивала вашего Лямина. Но если бы это было и так, то вы очень наивны, когда думаете, что можно так легко и просто сознаться в ужасном преступлении — тем более, малознакомому и неуравновешенному человеку. Вы очень, очень наивны, мистер Горин. Вы можете мне ничего не рассказывать: я все поняла теперь. Я поняла, что кто-то дал вам повод подозревать меня в убийстве Лямина, что с целью разоблачения меня вы устроили это знакомство и думали запутать меня в сеть. Но вы не выдержали почему-то своей роли и проговорились. Теперь мне вполне понятно поведение вашего друга Кросса, понятен смысл его рассказа о голове Олоферна. Он хотел таким молниеносным способом привести меня к сознанию, поймать сразу и решительно. Я подозревала это еще тогда, когда он уставился на меня своими колючими глазами. Теперь я убедилась в этом после вашего вопроса. Так вот в чем дело? Я почти уверена, что на меня указала вам Ира. Ведь правда? Вы не станете отрицать этого?
Горин покорно мотнул головой.
Он был совершенно смущен и растерян. Ему только теперь, после холодных и спокойных слов леди Ю, стала ясна неосторожность и глупость его вопроса. И больше всего его удручало, что он потеряет леди Ю.
Она знает теперь карты Кросса и, конечно, скроется. Простая осторожность должна подсказать ей такой шаг.
Он не верил в ее невиновность. Он чувствовал, что она говорит неправду. Она должна была теперь исчезнуть с первым пароходом — это было совершенно ясно.
