Дама со стилетом | страница 22

Как все это было трафаретно, банально! Но тогда я была так наивна, мне так хотелось беседы, хорошей, чистой беседы. Я долго думала, несколько раз меняла решения — и все же пошла на свидание.

Кто и за что осудит меня?

Блондинка с вызовом посмотрела на своих слушателей.

Кросс угрюмо слушал эту повесть, сгорбившись и скрестив руки на груди. Горин беспокойно смотрел на блондинку. Он чувствовал, что она враждебно настроена к покойному Лямину и ждал, что Ира откроет какие-то новые, закулисные стороны жизни Лямина.

Ему было неприятно, что его любовь и уважение к Лямину могут быть поколеблены этим рассказом.

Горин поймал себя на том, что искренность этой женщины невольно подкупает его и образ его покойного друга начинает приобретать какие-то новые, незнакомые и неприятные черты.

Он знал, что Лямин вел рассеянный образ жизни, но всегда считал его образцом порядочности и джентльменства. В тоне блондинки ярко сквозили ненависть и презрение — они нарастали крещендо и должны были вылиться в каком- то взрыве, в каком-то ужасном финале рассказа.

И Горин со страхом ждал этого финала, так как верил блондинке и понимал, что от нее теперь зависит восстановить или окончательно рассеять бледнеющий ореол убитого друга.

— Простите меня, — продолжала блондинка, — за мой бессвязный рассказ: я пьяна, совсем пьяна — от вина и воспоминаний. Может быть, я наскучила вам? Кому интересны эти воспоминания? Кому интересно слушать о таком скучном мещанском романе? Ах, вы считаете, что не скучно? Ну хорошо, я продолжаю.

Я подошла к «Нанкину», в котором мы должны были встретиться, и остановилась с бьющимся сердцем, думая — войти или не войти? Чем я рискую? Ничем! Всегда можно найти пути к отступлению.

Я вошла — Лямин ждал меня с билетами. Он подошел ко мне со своей чарующей улыбкой, поздоровался, назвав свою фамилию, — и через четверть часа я чувствовала себя с ним вполне свободно, как будто мы были знакомы годы.

Он обладал необыкновенной способностью расположить в свою пользу. Он подкупал искренностью, задушевностью, чуткостью. Я никогда не была так весела и оживлена, как в этот вечер.

На экране шла какая-то американская драма, но мы почти не обращали внимания на картину. Около нас было пусто и мы, никому не мешая, могли разговаривать.

Лямин живо, остроумно, весело рассказывал о своих многочисленных заграничных поездках, о житейских впечатлениях и встречах. Я не могла оторваться от его лица, — смуглого, живого при свете и бледного, таинственного, когда потушили электричество.