— Хватайте его! — кричал кто–то за спиной, и ей казалось, что хватать должны ее.
Опамятовалась возле паперти Духосошественского собора, что возле базарной площади. С трудом перевела дух, подоткнула растрепавшиеся волосы.
— Софья Даниловна, что с вами?
Сона повернулась на голос: к ней подходил со стороны полицейского участка сам пристав, безукоризненно одетый, выхоленный, по-прежнему похожий как две капли воды на царя Александра.
— Ой, господин пристав! — вымученно улыбнулась Сона и прерывающимся от волнения голосом рассказала о событиях, происшедших у Казачьего отдела.
— O fallacem hominum spem, — сокрушенно покивал головой пристав.
— Что вы сказали? — не поняла Сона.
Пристав снисходительно усмехнулся:
— Я говорю об обманчивости человеческих надежд. Жалкие люди. Они думают, что, совершив революцию, стали свободными. Какое наивное заблуждение.
— Но почему же? — удивилась Сона, окончательно приходя в себя после перенесенного волнения, и повернулась, чтобы идти к лазарету. Пристав пошел рядом.
— Да потому, что свободных людей не может быть ни при какой власти, будь то Николай Романов, князь Львов [8] или Емеля Пугачев. Любая власть есть насилие, или вы этого не знаете? Примером может служить сегодняшний случай. Новая власть еще не сформировалась толком, а уже производит аресты.
— Но ведь атаман мо... монархист, — запнулась Сона на непривычном, услышанном на митинге слове.
— Всегда одно и то же, — вновь усмехнулся пристав. — Нынче берут монархистов, а завтра, глядишь, опять за большевиков примутся. Вы, случайно, не большевичка? Уж вас–то, видит бог, я взял бы с удовольствием. Хе-хе...
— Хватит того, что вы взяли моего мужа, — нахмурилась Сона.
Пристав деланно рассмеялся.
— Но ведь я человек службы, — возразил он. — Приказано было брать большевиков — я брал. Впрочем, дело прошлое, но в аресте вашего мужа не сколько повинен я, сколько... Хотя вы мне все равно не поверите.
Сона остановилась, взмахнула перед выпуклыми глазами спутника мохнатыми ресницами:
— Кто этот человек? Ну, пожалуйста.
Пристав достал из кармана портсигар, закурил папиросу.
— Я вас очень прошу, господин пристав, — Сона продолжала глядеть в глаза своего провожатого.
— Ну зачем же так официально? — поморщился пристав от попавшего в глаза дыма и решительно махнул рукой: — В конечном счете rahi sua quemque vobuptas [9]. Помните знаменитого разбойника Зелимхана?
Сона с готовностью кивнула головой.
— Он был убит в 1913 году зимой. Тогда же были схвачены и посажены во владикавказскую тюрьму его приспешники. Всех их ожидала виселица... Однако пойдемте, а то здесь много народу, — сказал пристав, взглянув на витрину магазина Марджанова, у входа в который они остановились.
