— Кто ж це такый — Кузьма Жилин? — поинтересовался взрослый.
— Я не знай, так отец говорит. Наверно, ево начальник, когда армия служил.
— Молодец! Хорошо по-русски говоришь. Я вчера думал, что ты не бельмеса.
— Бельмеса, — улыбнулся Казбек.
— Кто учил, отец?
— Ага, отец. А еще сестра. Ево в город живет, очин много знает.
— Не «ево», а «вона», — поправил осетина украинец.
— Вона, — кивнул облезлой шапкой Казбек и снова улыбнулся.
— Сестра, это у которой муж в тюрьме?
— Да.
— За что ж вин сидит?
— За буква.
— За якусь таку букву?
— Который книга пишет, газэта пишет. Мой отец Данел эта буква Степану вез из станица, а Микал эта буква забирал, отца в тюрьма сажал.
— Это кто ж — Микал?
— Наш кровник, сын Тимоша Чайгозты. Очень плохой человек. Когда стану мужчиной, застрелю его из ружья.
— Ишь ты, — усмехнулся дядька Митро. — Сказано, кавказец: чуть что — за ружье или кинжал. Твоего предка-князя случаем не на той горци убили? — показал он пальцем на желтеющий прошлогодней травой одинокий холм.
— Нет, это Священный курган, там наши мужчины богу жертвы приносят. Моего предка убили в Ингушетии.
— А твий батько давче казав, шо убили его возле Пиева.
— Плиев, а не Пиев, — поправил взрослого мальчишка.
— Ну ладно: Плиев так Плиев. Твоего прапрадеда хучь из ревности застрелили, из–за бабы, а мово подпаска Гришку. — просто так, за здорово живешь. Стоял вин вот на таком кургане с герлыгой под мышкой (с кургана–то далеко видать, где вивцы ходят), а мимо на тачанках катила свадьба (мий хозяин Холод выдавал дочку замуж). Рядом с ним в тачанци сидив наурец-скотовод Шкудеряка. Вот вин возьми и скажи, моему хозяину: «А що, Вукол Емельяныч, попав бы ты из ружжа вон в то чучело? А Вукол Емельяныч в ответ ему: «Ежли на спор, с одного выстрела срежу». «Сто карбованцев ставлю», — подзадоривает Шкудеряка. «Ни, — говорит Вукол Емельяныч, — давай побьемос об заклад на твоего племенного мериноса». «А ежли промажешь?» — спрашуеть Шкудеряка. «Визьмешь моего лучшего жеребца», — отвечает Вукол Емельяныч и достает из–под ног винтовку.
— И он стрелял ево? — Казбек даже ухватился за рукав чабанского полушубка.
— Зризав бедолагу с першего выстрела, так и покатился кулем с горцы.
— Насмерть? — сжал руку чабану Казбек.
— Наповал, — подтвердил рассказчик, — Схоронили несчастного на тим кургане и крест на могилу поставили, щоб далеко видать було.
— И за его смерть никто не отомстил? — округлил глаза Казбек. — У него нет родни, чтоб застрелить твой хозяин?
