Огненная Кровь | страница 121



Кай не говорил в течение пары мину. Но потом он, наконец, сказал: — Вероятно, им нужно обсудить, проходишь ли ты.

Я повернулась к нему. — Прохожу ли я? Я ведь жива. Я не вышла из камеры.

— Это не твоя вина, — сказал он, его ноздри раздувались. — А моя. Я помог тебе в конце. Схватил тебя за руку.

— Если бы ты этого не сделал, я бы упала. Тебе не разрешали?

Он покачал головой. — Если они решать, что ты бы не смогла достичь края сама, они посчитают это провалом.

Мое облегчение превратилось в ужас. — Значит, я провалилась?

Когда реальность этого опустилась, я поняла, что больше не делаю этого только для доступа к знаниям мастеров. Я делала это для себя. Где-то по пути прохождения испытаний это стало моей целью, способом доказать свою силу и, в некотором роде, мою ценность. Я хотела этого, независимо от того, что еще случится. Я пыталась оттолкнуть эти чувства, но они были. Неудача не только опустошит меня виной, потому что она оставила бы Темпезию во власти Минакса, но личное разочарование поразит меня до глубины души.

Укусы скорпионов начали пульсировать. Я сосредоточилась на боли, а не на страхе, что я, возможно, упустила свой шанс, и все для меня, для Аркуса и для Темпезии.

Мы молча спускались с холма. Мастер был далеко впереди лавовых полей. Когда мы с Каем приблизились к холму рядом со школой, я остановилась. Мир закрутился, и я оказалась на коленях.

— Кай? — сказала я, моргая звездами из моих глаз.

— Ммм? — Он все еще шел.

— Является ли укус от Судазианского скорпиона ядовитым?

Он резко остановился. — Да.

— Можно умереть от этого?

Он повернулся. — Только если тебя ужалили несколько раз.

— Сколько раз? Просто ради любопытства. — Я закрыла глаза от вращения мира.

— Сколько раз тебя ужалили? — крикнул он, мчась, чтобы схватить меня под руки, когда я падала в сторону. — Мастер Даллр спросил, не пострадала ли ты, и ты сказала, что все в порядке!

Когда он схватил меня за руки, моя рука потянулась к его воротнику. Мир таял вокруг меня, небо смешивалось с землей и закручивалось вместе, как краски, пролитые на пергамент. Я вспомнила старую песню, которую моя мама пела, когда я болела, и я пропела несколько слов, когда цвета на моих глазах слились вместе и лопнули.

* * *

Острые запахи целебных трав были настолько знакомы, что на мгновение я была дома в своей деревне, в нашей маленькой хижине, мягкая рука моей матери на моем лбу.

Когда я открыла глаза, она выглядела иначе, чем я помнила, ее черты были более тяжелыми, волосы более темными.