. В действительности, Теодорих был, до некоторой степени, выскочкой, о чем, по всей вероятности, было известно каждому второму готу. Своим положением он был обязан не крови и предкам, а полководческим успехам. Поэтому готские властители Италии были не расположены принимать слишком близко к сердцу произведения Кассиодора. Современные исследования склонны подвергать сомнению традиционный взгляд, согласно которому германцы более всего заботились о том, чтобы их правители происходили из подходящих династий; власть эти правители добывали своей собственной десницей, и, если могли, передавали ее своим детям. Чье же еще воображение, помимо самих римлян, поразил Теодорих Амал? Не следует ли нам понимать работу Кассиодора в свете жадного интереса знатных домов Рима ко всему, имеющему отношение к генеалогии? Именно это обеспечивало Теодориху уважение.
Но Кассиодор не просто примирил своих друзей с новыми варварами. Он принял активное участие в великом деле сохранения произведений античности для будущих поколений. Необходимо снова подчеркнуть, что римские аристократы этого времени ясно видели, что получили в свои руки крайне неоднородное наследие. Его неотъемлемыми частями были литература, право и религия, так же, как это было в дни св. Амвросия и Симмаха (семья которого по-прежнему вела активную деятельность в Риме). Язычество, естественно, уже не было политической силой, хотя и таилось еще во многих неожиданных уголках. Христианство подавило его. И теперь сенаторы стояли за полноту ортодоксальной традиции св. Августина, или по крайней мере такую ее часть, какую только они были в состоянии.усвоить, точно так же, как некогда они перед лицом имперской оппозиции ратовали за сохранение своих религиозных обрядов, считая их самой драгоценной частью своего наследия. Именно поэтому они взирали на папу как на представителя своей среды. Посему следовало ожидать, что люди, подобные Кассиодору и Боэцию, будут взирать на свою работу в интересах светской науки сквозь призму наследия ортодоксального христианства. Подобно Кассиодору, который, находясь на покое в Вивариуме, где он и его ученики придерживались устава на основе Правила св. Бенедикта, собрал у себя рукописи о римском праве и письма, и Боэцию, который, получив из Африки и Византии основной корпус сочинений Платона и Аристотеля, приступил к грандиозному (но незаконченному) делу их перевода на латынь, все были воодушевлены желанием сделать доступным для римского общества все наследие прошлого. В знаменитом тюремном диалоге Боэция «Об утешении философии» не найти и следа христианства; ученые уже достаточно потрудились, ища его. Но из-под этого же пера вышли и богословские трактаты «О Троице», «О католической вере» и «Против Евтихия». Кассиодор, которому Цицерон и св. Августин были почти одинаково дороги, разделил «Наставления», самый значительный из своих педагогических трудов на две части — богословские и светские письмена; и богословские были помещены первыми
