– Мне жаль, – негромко сказал я, складывая руки на груди. Я откашлялся, собираясь сменить тему и поговорить о том, что привело меня сюда. До отлета оставалось несколько часов.
– Сейчас я в порядке. Это было давно. Мы жили в северной части штата Нью-Йорк, в старом каменном доме с большим камином. – Карла принялась сортировать чистые кисти, выравнивая их в деревянном ящике. Она обернулась ко мне через плечо, и грустная улыбка изогнула ее губы. – Мне нравился этот камин, и я обычно читала возле него. Мой отец зимой разводил такой огонь, что он горел почти до самого утра. Так было до тех пор… – Карла замолчала, занялась кистью, расправила щетинки, потом глубоко вздохнула и отложила кисть в сторону. – Так было до тех пор, пока мой отец не собрал все мои картины и не разжег сильный огонь. Языки пламени доставали до отверстия трубы. Я чувствовала жар на щеках с другого конца комнаты. Он приказал мне бросить картины в огонь, а потом заставил смотреть, как они горят. – Карла резко закрыла крышку ящика с кистями, но не повернулась ко мне.
Мой взгляд заскользил по ее полотнам. С каждым из них становилось все менее заметно, что она не писала несколько десятилетий. Я и сам долго не мог поверить в длительный перерыв.
– Вы ни разу не пробовали снова начать писать после того, как уехали из дома?
Карла покачала головой. Она чуть повернулась ко мне, открывая прямые углы подбородка, изгиб носа.
– В то время я была еще несовершеннолетней, с ребенком на руках, которого ненавидели мои родители. Отец заставил моего брата, который был старше меня на шесть лет, воспитывать его. Через пару лет я вышла замуж и вскоре родила еще двоих детей. Времени на живопись не было, и, в конце концов, я просто потеряла к этому интерес. Долгое время все, что связано с живописью – запах, материалы, даже вид человека, который пишет красками, – напоминало мне об ужасном стыде, который я навлекла на свою семью. И до сих пор так.
Карла повернулась ко мне и небрежным жестом подвела черту под разговором.
– Но ты пришел сюда не для того, чтобы слушать рассказ о моей жалкой жизни. Что вас привело сегодня ко мне, сеньор Джейми… Карлос… Домингес? – спросила она с официальным видом и намеком на улыбку.
С тех пор, как я объяснил ей, что значат буквы Дж.К.Д. на моих картинах, она поддразнивала меня полным именем. Она даже угрожала называть меня Джеймсом, когда я подталкивал ее к совершенствованию владения кистью. Мой рот дрогнул.
