И драконы — не люди, и их магия отличается от человеческой. Они выше магическим потенциалом, они дольше живут, они сильнее. Вот и выходит, как будто младшую сестру нарядили в одежду старшей. Не по размеру. Не по возрасту. Вроде бы, и разница невелика — а сидит не так.
И пусть за свою долгую жизнь драконы успевают накопить больше знаний. Я ведь уже упоминала, что мой род старше не только любого дракона в этой Академии, но и самой Академии? Есть повод задуматься, сколько знаний накопили мы.
Но, несмотря на это, я признаю, что старательность и талант у всех разные, и они не всегда зависят от происхождения. И прилежный, щедро одаренный даром и разумом простолюдин может выучиться лучше меня.
Вот только как быть с тем, что помимо собственной магической силы, у каждого из нас есть доступ к силе родовой? Как быть с вереницей предков, стоящих за спиной каждого мага из древнего рода?
Я не знаю, как обстоит дело у Светлых и стихийников, каждый из потомок древнего Темного рода — это дверь, через которую в любой могут выйти в мир его предки, давно покойные. Каждый из нас — стена на границе между реальным и потусторонним, дверь этой стене и замок на этой двери.
Мертвые подчинены нашей воле, а мы смиряем силу мертвых. Мы ограничиваем и усиливаем друг друга, и никогда не найдется простолюдин, способный в одиночку превозмочь бесконечную цепь поколений, соединенных общей кровью и общей силой.
И доказательством тому — моя стычка на границе владений Ривад.
Взрослый маг, заранее подготовивший ловушку, хорошо подготовившийся к встрече ничего не смог сделать восемнадцатилетней недоученной девице.
Неспешно прогуливаясь по Академии, двигаясь снизу вверх по широкой спирали, я собирала статистику для полноценного доклада ректору Эйнару.
Я знаю свой долг, и он велит немедленно известить о находке местные власти — хотя на своих землях я бы действовала сама — и натравить на преступника все доступные силы. Но я не собираюсь идти к «доступной мне силе» с голословными обвинениями.
Опустившийся на меня покой, слава Тьме, не отступал, сковав ворочающиеся в мне гнев, страхи и прочие переживания, а на границе между реальным и потусторонним кто-то молча, мерно и монотонно бился в «ворота», отзываясь на мои чувства. Я старалась не прислушиваться к душевному раздраю более пристально, понимая, что могу и не удержать хрупкое равновесие, подаренное пониманием своего долга. И тогда я сделаю что-нибудь страшное.
