Белтрэн. Левая стопа.
Мама. Левая ладонь.
Развернуть ауру.
Пришпиленная к академическому алтарю добровольно отданными костями моих родичей, драконья аура покорно развернулась и замерла во всей красе. Успевшая изрядно побледнеть от потери магии, она снова медленно наполнялась силой и цветом, и теперь хорошо были видны разрывы, швы и успевшие помертветь участки, которых, слава Тьме, было немного.
Чуть-чуть почистить некроз, а дальше сам справится.
Силен, все же, рептилия!
Я проверила идущий от алтаря поток силы.
Убедилась, что подпитка подопыт… э-э-э… больного осуществляется равномерно и стабильно.
Оглянулась на так далеко и не ушедшую целительницу. Она без слов кивнула — подстрахую, подскажу.
Всё, дальше тянуть невозможно. Дальше тянуть некуда.
Да прибудут со мной Предки!
Начали.
Собирать в единое полотно рваную драконью ауру было непросто. Я не Маргрит, чтобы отточенным и безупречно правильным движением состыковывать лоскуты в верный узор, и даже увидеть, понять, какое положение — правильное, мне непросто.
Мне легче заставить эту душу переродиться в очередное чудовище, детище Тьмы и принудить его служить мне верой и правдой до скончания веков, чем сделать так, как было до травмы.
Темные могут быть и целителями. Могут. Только я тут явно не причем.
Да помогите же мне кто-нибудь! — взвыла я мысленно, но сводный хор предков на границе между здешним и потусторонним никак не отозвался. Их волновали вещи — и не волновал дракон.
Упрямо сжав губы и свирепо костеря всё на свете, я соединяла разорванные края, сводя так, как мне виделось правильным, и ставила энергетические скрепы. Медленно. Долго.
Ломать, деточка — не строить! — шепнул кто-то на задворках сознания, и его присутствие не было отдаленным.
Тот, кто пришел, желал и мог помочь — и я позволила ему встать рядом, глядеть моими глазами и делиться пониманием.
И он делился.
И пестрое лоскутное одеяло чужой ауры больше не казалось бессмысленной мешаниной цветов, а обрело гармонию и строгую логику, а руки, накрытые ладонями далекого предка, вдруг поняли, вспомнили эту работу, и тонкая энергия больше не выскальзывала из слишком грубых для нее пальцев.
Он делился своим опытом — и шептал мне о своей жизни:
— Я звал ее Весной. Она не хотела этого брака, я взял ее силой — но я любил ее. Она улетала. Возвращалась рваная, битая — с войны, из боя… Я собирал ее по кускам, ругая последними словами, и грозил цепью. К сожалению, она так и не смогла дать мне наследника. Но мы были счастливы…
