Перетащил ее с лыж ближе к огню. Вырубил перекладины и распорки, наломал кедровых веток для подстилки. Скоро лыжи превратились в довольно удобные нарты, устланные мягким лапником, куда и уложил девушку, заботливо укутав ее со всех сторон.
— Ну вот, теперь будет удобнее и теплее, — сказал, садясь к костру.
Он любил посидеть у полуденного костерка, медленно, с наслаждением потягивая горячий чай, вместе с которым в тело вливались тепло, покой и новые силы. За какие-то полчаса он полностью восстанавливался, и уже жалко было покидать приютившее его место. Оно казалось обжитым и родным. «Спасибо тебе, костерок. Спасибо тебе, ласковое местечко», — прочувствованно благодарил Алексей, кланялся и шел дальше по путику. Он никогда не забывал сказать слова благодарности избушке, костру, кедру, скале, под которой пережидал налетевший с верхов буран. Издавна верил, что тайга — живая, и все в ней сущее — тоже живое, а живое всегда откликается на добро.
Еще вчера он услаждал себя чаепитием на переходе от Куржавой избушки до Купеческой, а сейчас торопливо глотал из кружки обжигающий чай, не ощущая вкуса и не находя умиротворения. Он глядел на лицо девушки, видел легкий пушок на ее щеке, золотящийся от близкого огня, и его душу переполняло сострадание. Хотелось вскочить и, не теряя ни секунды, спешить вниз, в теплую благодать зимовья. Молодая красавица не должна уйти из жизни из-за его медлительности. Он себе этого никогда не простит.
Не допив и половины кружки, выплеснул остатки чая в костер, закидал снегом тлеющие головешки и взялся за конец кайка.
— Спасибо тебе, костерок. Спасибо тебе, кедр-батюшка. И помоги нам, Господи, — прошептал с мольбой, строгивая с места повозку. За спиной мягко зашуршал камус лыж по накатанной лыжне.
Вспомнился странный сон. «Отчего я так жалел, что нет сил подняться выше? Потому, что не мог спасти тех, из вертолета? Или оттого, что не так быстро, как хотелось бы, везу эту девушку? А может это намек на близкое будущее, пока самому мне неясное? Этого знать не дано, понимание придет, когда настанет срок. И не будем торопить ход жизни. Сейчас надо поскорее добраться до избушки. Только об этом и надо думать». Он шумно продул легкие и прибавил ходу, часто оглядываясь па повозку, бережно перетаскивая ее через колодины упавших деревьев и скальные выступы.
* * *
Уже по-вечернему засинели тени, когда Алексей, весь в куржаке, даже суконная куртка покрылась на груди и плечах белой шерстью, с трудом переставляя ватные ноги и запаленно дыша широко открытым ртом, увидел с последнего взгорка заснеженную шапку крыши Купеческой избушки. Теплая волна плеснула в душу, и даже слезы из глаз выжало: «Слава Богу, — дома».
