Папа подошел ко мне, опустился на колени и одарил меня кривой улыбкой.
– Мэгги Мэй?
Да, папочка?
– Биение твоего сердца заставляет планету вертеться, – сказал он и прикоснулся носом к моему в эскимосском поцелуе. – И все будет в порядке. Знаешь, почему?
Я покачала головой, и он продолжил:
– Потому что никто из нас не одинок. У тебя есть семья, которая тебя любит и всегда будет с тобой. Договорились, шалунья?
Договорились, папочка.
Он улыбнулся, как будто услышал слова, которых я не произносила.
– Как насчет того, чтобы попозже сходить за замороженным йогуртом? Думаю, нам полезно будет выйти и прогуляться. Что скажешь?
Да.
Он улыбнулся шире, как будто снова меня понял. Может быть, родители всегда знают, о чем думают их дети. Возможно, это некое шестое чувство. Я была благодарна за эту папину сверхспособность.
Он ушел проверить маму, а я осталась в их комнате – сидя на пуховом матрасе, я позволила себе утонуть в его мягкости. Свесив ноги и откинувшись на спину, я закрыла глаза. В последнее время мои уши улавливали малейший звук поблизости – начиная от шума ветра, шелестящего в яблонях на заднем дворе, и заканчивая жужжанием мухи, летающей в ванной дальше по коридору. Я открыла глаза еще до того, как Брукс успел произнести хоть слово. Я услышала его мягкие шаги, приближающиеся ко мне. Поступь Келвина всегда была тяжелой, словно весь свой вес он переносил на каждый шаг. Брукс же ступал более мягко, словно шел по полу на цыпочках. Мне стало интересно, всегда ли его шаги были такими, или он стал так осторожно ходить в последние несколько дней. Не буду врать, раньше я не обращала внимания на звук его шагов. А теперь удивлялась тому, как много, оказывается, не замечают люди, которые слишком много болтают.
– Мэгги, ты в порядке? – спросил он, останавливаясь в дверях. Я не стала садиться, но повернула в его сторону голову. Наши взгляды встретились, и он засунул руки глубоко в карманы джинсов. – Келвин и твой отец во дворе – проверяют, как там мама. Она попросила, чтобы я ушел домой, и я согласился, но не мог уйти, не повидав тебя. Я могу что-то для тебя сделать?
Я пожала плечами, и он нахмурился.
– Можно мне войти? – спросил он. Я кивнула, и он нахмурился еще сильнее. Брукс присел на кровать, а потом откинулся на спину и лег рядом со мной. Моя голова была по-прежнему повернута к нему, и теперь мы оказались лицом к лицу.
– Твоя мама сказала, что ты не разговариваешь. Она говорит, что тебе нечего рассказать, но я думаю, это неправда. Уверен, тебе есть много что сказать, но ты не знаешь как.
