Когда подкорка прочно утвердила позиции, Уда, порываясь встать на колени, объясняла Вите:
— Ты пой-ми. Ты парень ослобеннный, в смысле особистый. Необычный. И весь этот шлак с готловым к бою членом мне сто лет не нужен. Я и верной могу быть. Ты мне верь, главное. Ведь у меня суствует тедеция к развитию. И ради тебя я буду раз-ви-вать-ся.
Последняя фраза была произнесена по слогам в силу своей очевидной сложности. Словарный поток, впрочем, не иссякал, но становился все менее связанным. Оно и понятно. Да, в МатриарХЕЦе женщины занимали главенствующую роль и все порочные вещи, как то беспорядочный секс, курение, пьянство, обществом не особо порицался. Тем более в студенческой среде. Но женский организм априори слабее мужского. Тем более Длинный и Круглый учились в нормальной жизни в педагогическом университете и практикой злоупотребления спиртным владели в совершенстве. Сложновато для них было тягаться разве что с Толиком, но он в этом мире был довольно примерным мальчиком-отличником и при единственной встрече на хлопанье по плечам и рев «Здорова, Талибан!» весь ссутулился, съежился и, кажется, подготовился к избиению. Витя с Мишей смутились, извинились и поспешили ретироваться.
Поэтому Нина, которой Круглый не забывал постоянно подливать, медленно, но неотвратимо гасла. Так в августе едва тронутый желтизной зеленый листок уже обречен на свой последний полет, когда черенок оторвется, и он медленно ляжет в кучу таких же погасших собратьев. Длинный не забывал внимательно слушать и даже гладить Уду по голове.
Наконец последний аккорд был сыгран, и Нина, попросту говоря, вырубилась.
Ее уложили на кровать Круглого и продолжили пьянку. Когда даже закаленные организмы студентов БГПУ стали давать сбой, Круглый решительно поднялся, ощутимо качнувшись при этом вправо.
— Так, Длиннючий! Пошли проведем там сеанс стриптиза, то есть разденем твою любимую догола и спать.
— Пойдем.
Процесс расставания девушки с одеждой вместо явной эротической состовляющей веселил друзей до истерики. Поэтому был долгим. Нина только невнятно мычала, пока парни ее пять раз уронили, два раза наступили, долго оценивали грудь и пришли к выводу, что видали и побольше. Ну, и в таком духе.
Наконец укрыли Уду одеялом, а Круглый, стянув трусы, примостился рядом.
Длинный, выключая свет, по пути к своей койке в другой комнате, пробурчал неразборчиво:
— Как бы вы на самом деле реально в папу-маму не сыграли.
— Что ты бормочешь, — зевнув, уточнил Круглый.
