Вечером мы вернулись в Прагу. Комната в отеле показалась мне родным домом. Маша раздвинула на окне шторы и кивнула на высящийся над Влтавой Пражский Град:
— Завтра обязательно пойдем туда.
— Да, — сказал я, думая о том, как бы побыстрее лечь в постель. От усталости я засыпал на ходу.
— А как называется этот храм? Я забыла.
— Храм Святого Вита, — ответил я.
— Как думаешь, в нем проходят службы?
— Думаю, что проходят, — ответил я, стягивая рубашку. — Ведь это главный храм государства.
Маша вдруг побледнела, прошла к креслу, забралась в него с ногами и замерла, навалившись грудью на колени. Я уже несколько раз замечал такие неожиданные перемены в ней, но считал неудобным спрашивать о здоровье. Ей было в эти минуты не до меня. Сейчас не выдержал.
— Что с тобой? — спросил я, обняв ее за плечо.
— Не обращай внимания, это пройдет. — Она откинулась на спинку кресла, ухватившись побелевшими пальцами за подлокотники. Закрыла глаза и замерла на несколько мгновений. Потом подняла голову и сказала: — Ложись спать, я сейчас приду к тебе.
Ночью я проснулся от еле слышного стона. Открыл глаза, протянул руку на край кровати. Маши не было. Я обвел комнату взглядом. В окно пробивался тусклый отсвет уличных фонарей. Комната была пуста. Только из-под двери ванной пробивалась узкая полоска желтого света. Я встал с кровати и прошел туда.
Маша сидела на краю ванной, опустив голову. Свесившиеся волосы закрывали ее лицо.
— Что с тобой? — спросил я, подходя к ней.
Она промолчала. Ее лицо было очень бледным.
— Давно тебя это мучает? — спросил я.
— Давно. — Она подняла на меня глаза, полные страха.
— Давай позвоним дежурному гостиницы. Пусть вызовет врача, — сказал я.
— Не надо. Я уже приняла обезболивающее. — Она снова опустила голову.
Маша выглядела такой беспомощной и беззащитной, что у меня сжалось сердце. Я прижал ее голову к груди, несколько раз осторожно провел ладонью по волосам и спросил:
— Что это? Ведь ты же медик. Ты должна знать.
— Ваня, милый, не спрашивай. Мне сейчас не до этого.
Она походила на маленького нахохлившегося птенца, на ее бледном лице проступала боль. Мне казалось, что если бы она не стеснялась, уже давно бы расплакалась. Может быть от этого ей стало бы легче. А сейчас я видел, что ей действительно было не до меня. Когда она говорила, вдоль всей нижней губы была видна запекшаяся кромка. По всей видимости, у нее поднялась температура. Я обнял ее за плечи, поцеловал в голову и сказал:
