— Мой джедай просыпался сегодня, — уверенно произнес он. Халлин конечно же проинформировал офис Императора, как только Люк очнулся, но тем не менее что-то подсказывало ему, что Палпатин знал это и так. По спине прошла непонятная дрожь, какое-то отдаленное чувство тревоги.
Набравшись смелости, Халлин все же обрел голос:
— Да, Ваше Превосходительство. Всего на несколько секунд, но я уверен, что кризис позади, и теперь он пойдет на поправку.
Доктор шагнул чуть вперед и, чувствуя себя неловко, остановился. Палпатин неподвижно, не снимая руки с груди Люка, продолжал рассматривать его лицо. Не выдержав долгого ожидания, Халлин нарушил ломкую, напряженную тишину:
— Мм… шрамы, мы лечим их инабертолом и бактой. Они уменьшатся со врем…
— Не эти, — произнес Палпатин, проведя ногтем вдоль длинного уродливого шрама, от правой брови, через щеку и губы, протягиваясь к другому, такому же глубокому, на горле. — Эти он оставит. Как напоминание о предательстве. О пределах неуместного доверия.
Халлин нахмурился, но под давлением стальной воли Императора его голос фактически перешел в шепот.
— Вы хотите, чтобы я перестал их лечить?
Склонив голову набок и словно не слыша слов доктора, Император спокойно продолжил:
— На произведении искусства должна быть подпись. Иначе никто не будет уверен, что оно закончено. К тому же эти шрамы идут ему, его натуре. Он стал довольно… резким, вы не считаете? Харизматичным, очаровательным в своих противоречиях.
Халлин не знал, что сказать. Тело пробил озноб.
— Я не…
Палпатин повернулся к нему; желтые глаза, казалось, горели среди тусклого света.
— Вы так не считаете?
Халлин замолк, понятия не имея, как выйти из ситуации. Но Император лишь рассмеялся, она его забавляла.
— Не волнуйтесь, доктор. У него врожденный иммунитет, тот самый, что так долго хранит его.
Палпатин отвернулся и вновь коснулся мрачного шрама чуть выше губ Скайуокера. Длинные тонкие пальцы слегка дрожали и были настолько бледными, что напоминали кости скелета. Затем он развернулся и медленно прошел мимо Нейтана, стуча кривой тростью по абсолютно чистому полу. Остановившись у двери и не оглядываясь, он проговорил спокойным проницательным голосом, словно разделял с Халлином некое негласное единодушие:
— Можно ценить произведение искусства, даже не владея им, вы ведь понимаете это, доктор, не так ли?
Халлин по-прежнему стоял, не двигаясь и потупив глаза, пока Император не покинул комнату. Стук его трости еще долго разносился по медцентру, каждым ударом резко отдаваясь в позвоночнике Халлина.
