Только сейчас я понял, почему Безрядьев взял меня на охоту. Ему потребовался напарник. Он уже не очень надеялся на свое здоровье. Но тогда зачем брать в руки ружье? Однако это был бы самый неуместный вопрос, который можно было задать в эту минуту Антону. Деревенских старожилов кормит тайга. Это только мы с Катей могли питаться в местной столовой.
— День-то какой, — тихо произнес Антон, прищурившись на солнышко. — Прямо лето. Ехать надо быстрее. Умру, хоть ты покажешь мои места Вовке.
— А, может, вернемся домой? — неуверенно произнес я.
— Чего ты заладил домой да домой, — сердито сказал Антон. — Мужик я или нет?
Он встал, опираясь на локоть, вздохнул полной грудью и направился к лодке. Охота была для него то же, что и жизнь. Отговаривать от нее было бесполезно.
Я оттолкнул лодку от берега. Антон, с лица которого полностью сошла бледность, одним рывком завел мотор и вывел лодку на обскую протоку. Осенью в некоторых местах ее можно было перейти вброд, а сейчас она разлилась ничуть не меньше основного русла реки.
Навстречу нам плыли редкие мелкие льдины, смытые с берега кусты и деревья. Мне пришлось пересесть на нос и жестами показывать, куда поворачивать, чтобы не столкнуться с ними. Над рекой то и дело проносились стайки чирков, но браться за ружье не хотелось. Я вообще старался не думать об охоте. Что-то треснуло у меня внутри.
«Ружье, батюшко, для настоящего мужика, — вспомнился мне негромкий, наставительный голос моей хозяйки. — Оно и прокормит, и обувку с одежкой справит. А в дурных руках ружье — горе…»
Когда Антон пригласил меня с собой, я почувствовал, как екнуло сердце. Мне давно хотелось побродить с ружьем по диким местам, провести несколько ночей у костра, вслушиваясь в отдаленный свист утиных крыльев и всматриваясь в молчаливые звезды. Мне казалось, что наедине с природой человек обретает совсем другое состояние души. Бурлящий мир с его страстями, в которых тонут одни и возвышаются другие, остается как бы по иную сторону бытия. Отчего же тогда это непонятное состояние?
Наверное, оттого, что Антон рассказал мне свою историю. Страшную в своей неправдоподобной обыденности, когда человек не мог решать, как и где ему жить, чем заниматься, о чем думать. Антон и сейчас относился к жизни не так, как остальные. Он надеялся только на самого себя…
Через час мы свернули в новую протоку, которая была такой же широкой и полноводной. Русло уже было тесно для нее, и вода начала выходить на пойму, заливая луга. Километрах в двух виднелся небольшой островок леса и я понял, что мы направляемся к нему. Антон хорошо знал эти места. Я все время бросал на него взгляд, пытаясь определить его состояние. Но на его лице можно было прочитать лишь спокойствие и сосредоточенность. Очевидно, сердечная боль прошла и он снова чувствовал себя в полной силе. Или старался выглядеть таким. Но тогда это ему хорошо удавалось.
