Безрядьев вылез из скрадка и направился с лодкой к воде.
Я увидел, как он поднял из воды чучело и начал обматывать вокруг него поводок с грузилом. Охота закончилась, надо было собираться и мне. Недалеко от скрадка лежал длинный, похожий на удилище прут. Я взял его и, отогнув сапоги, зашел в воду, чтобы достать селезня, по которому так неудачно стрелял вчера. По размерам он был немного меньше шилохвостого, да и по расцветке уступал ему. Селезень имел дымчатое оперение, только шея и голова были коричневыми, а от клюва через весь лоб тянулась белая лысина. Когда я вынес его на берег, ко мне подошел Безрядьев. На его поясе висело три чирка. Увидев мою добычу, он произнес:
— Смотри-ка, даже свиязя добыл.
Я не знал, что эта утка называется свиязь. Слышал о ней, но в охотничьих трофеях никогда не имел. Подняв селезня за крыло, спросил:
— Они здесь редкие?
— Здесь, да, — ответил Безрядьев. — Но на других озерах встречаются довольно часто.
Антон явно подобрел ко мне после ночного разговора. Он подождал, пока я соберу чучела и мы вместе направились к палатке. Он шагал, широко расставляя ноги, сухая трава хрустела под его сапогами. На плече Антона было ружье, чирки, висевшие на поясе, при каждом шаге ударяли его по бедру, но мне казалось, что это даже доставляло ему удовольствие. Настоящий охотник должен выглядеть именно так.
У палатки Антон отправил меня за дровами, а сам принялся теребить уток. Пока я собирал сушняк, он ощипал двух шилохвостых. Вскоре мы ели ароматную похлебку, пахнувшую дичью и дымком костра. Доставая из котелка утку, Антон заметил:
— В Новоселовке дичи тоже немало было…
Мысль о селе, где он родился и провел раннее детство, не давала ему покоя. Очевидно, так или иначе она мучила его все эти годы. Я чувствовал, что мне надо как-то утешить его, но нужные слова не приходили в голову.
— Раньше, наверное, было, — сказал я. — А как освоили целину, не стало.
— Это с чего же? — спросил Антон, с удивлением посмотрев на меня.
— Распахали все, даже пойму и берега озер. Болота высохли, озера обмелели. Птица ведь любит раздолье.
— А озеро, у которого стоит деревня? — Антон повернулся в мою сторону, на его лице застыло напряжение.
— Озеро осталось, — сказал я. — Пацаны даже карасей в нем ловят.
— Глаза закрою и как сейчас его вижу, — сдавленно произнес Антон. — Огород наш выходил к нему. Утром, бывало, глянешь, а на берегу лысух видимо-невидимо. Черно все. Летом мы в этом озере с Ариной Локтионовой купались. Красивая была до невероятности. Не знаешь, что с ней сталось?
