Сухоруков сразу понял, что случилась поломка. Понукнув коня, он рысью направился к комбайну. Трактористка Мария Кондакова, мокрая от напряжения, с испачканным смазкой лицом пыталась гаечным ключом открутить давший течь бензопровод. Комбайнерша Арина Локтионова стояла рядом и молча наблюдала за работой подруги. Помочь ей она была не в силах. Мальчишка, понурив голову, сидел на подводе, полной зерна.
— Чего тут у вас? — громко спросил Сухоруков, осадив лошадь у трактора.
— Ключ срывается, не могу открутить, — повернувшись к нему, сказала Кондакова. — Гайка завальцевалась.
— Сама ты завальцевалась, — пробурчал председатель, соскакивая с коня.
Сухоруков тут же открутил бензопровод, осмотрел его и понял, что прохудившуюся трубку надо менять. Механик без распоряжения председателя новой трубки не даст, а ему еще надо было проверить, как идет уборка на других полях. Покрутив бензопровод в руке, он протянул его трактористке и сказал:
— Ты вот что, езжай на машинный двор и возьми у механика новый. Скажи, что я велел. У него есть. — Сухоруков посмотрел на возницу и добавил: — Пока он будет разгружать подводу, ты управишься.
Трактористка поехала, Арина Локтионова осталась у комбайна. Метрах в двадцати от него лежала свежая копна соломы.
— А ну-ка пойдем, посмотрим, как ты вымолачиваешь зерно, — сказал Сухоруков Арине и направился к копне.
Он взял в горсть несколько обмолоченных колосков и начал шелушить их. Арина замерла, глядя на председателя. За плохой обмолот наказание было беспощадным. Вместе с мякиной на ладони осталось одно зернышко. Сухоруков сдул мякину, показал зерно Локтионовой, но вместо того, чтобы отругать ее за плохую регулировку комбайна, сел на солому, положил зерно на передние зубы и начал медленно разжевывать его. Арина стояла рядом. Был теплый день. Чуть слышный ветерок шевелил колосья пшеницы на неубранном поле, над которым, забравшись в поднебесье, кружили хоровод журавли. Их печальное курлыканье настраивало душу на лирический лад.
— Чего стоишь? — спросил Сухоруков, подняв глаза на Арину. — Слышишь, журавли курлычат. Отлетать собираются.
Она села рядом с ним и подняла голову кверху, пытаясь разглядеть парящих в небе птиц.
— Да не туда смотришь, — сказал Сухоруков и, обняв Арину за плечо, показал другой рукой на журавлиный круг.
От прикосновения сильной мужской ладони, стиснувшей плечо, Арина вдруг обмякла, тесней прижалась к груди председателя и опустила голову. Он обнял ее второй рукой за бок и наклонился, чтобы посмотреть в глаза. Арина повернула лицо, их губы встретились и Сухоруков, еще минуту назад не думавший о женской близости, почувствовал, как дрожит тело Арины и понял, что она сейчас не откажет ему ни в чем. Он приблизился к ней и начал жадно целовать в полураскрытые губы. Через несколько минут, встав и отряхнув прилипшую к коленям солому, он сказал не столько Арине, сколько самому себе:
